“Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка” | Образовательная социальная сеть

“Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка” | Образовательная социальная сеть

“роль алкоголя в произведениях э.м.ремарка” | образовательная социальная сеть

МБОУ “Гимназия №69”

 «Роль алкоголя в литературных произведениях».

Автор: Шумакова Евгения 9 «Б» класс

Руководитель: Пантелеева Юлия Владимировна

30.04.2022

Введение.

Целью данной работы является анализ роли алкогольных напитков  в жизни людей на примере героев литературных произведений. Объект исследования – отношение к алкоголю. Предмет исследования – герои произведений Эриха Марии Ремарка. Что заставляет их приобщиться к данной культуре, какие, на самом деле, причины стоят за этой пагубной привычкой, это мы и выясним в ходе исследования. Актуальность этой темы трудно оспорить, т.к. в наше время миллионы людей страдают пристрастием к горячительным напиткам, а зачастую и хроническим алкоголизмом, но мы часто даже не задумываемся, что побуждает людей к такому образу жизни.


В данной работе будут рассмотрены следующие произведения:


«Потерянное поколение».

Причина, по которой я выбрала данные произведения для исследования, довольно очевидна; если вы читали произведения Ремарка, то не могли не обратить внимание на феноменально количество алкоголя, выпитого героями.

Но для  начала я бы хотела сказать пару слов об эпохе, в которой довелось родиться писателю, и о которой он писал. Эрих Ремарк родился в 1898 году в эпоху, так называемого, «потерянного поколения». Само понятие возникло в период между двумя войнами (Первой и Второй мировой). Оно так же стало лейтмотивом произведений таких великих классиков, как Эрнест Хемингуэй, Фрэнсис Скотт Фицжеральд и других. Потерянное поколение — это молодые люди, призванные на фронт в возрасте 18-20 лет, часто ещё не окончившие школу, рано начавшие убивать. После войны такие люди часто не могли адаптироваться к мирной жизни, спивались, заканчивали жизнь самоубийством, некоторые сходили с ума. К потерянному поколению так же относят людей, которые, вынужденные скрываться от набиравшего силу фашистского гнета, не согласные с режимом фашистов и их идеологией, становились незаконными эмигрантами. Судьба таких людей очень достоверно отражена в произведениях Ремарка, поскольку он был не понаслышке знаком с такой жизнью. Точно подмечены и тщательно «прорисованы» черты европейского и американского общества, а также детально описаны переживания людей, вынужденных по тем или иным причинам покинуть свою родину, положение, в котором оказались эти люди. Возвратившись, многие из них нашли воронки вместо своих прежних домов, большинство потеряло своих родных и друзей. В послевоенной Германии царит разруха, бедность, безработица, нестабильность, нервозная атмосфера. У героев Ремарка нет будущего, а есть только настоящее, они живут сегодняшним днем. На фоне общей неустроенности жизни, бессмысленности существования, заглушаемого алкоголем, Ремарку удается описать искренние и сильные чувства.

В романе «Три товарища» писатель предрекает печальную судьбу потерянному поколению.


«Три товарища».

Главные герои произведения – Роберт Локамп, Отто Кестер и Готтфрид Ленц – друзья, которых объединяют узы пройденной вместе войны, держат автомобильную мастерскую. Действие разворачиваются в Германии, примерно в 1928-м году, на фоне кризиса тех лет. Друзья, выжившие во время войны, и в мирное время стоят друг за друга горой. А когда один из товарищей – Роберт(Робби) влюбляется в Патрицию Хольман, она становится не камнем преткновения, а еще одним товарищем. Развитие их отношений и описывается в романе.  Когда обнаруживается, что Пат больна туберкулезом, все три товарища делают всё возможное, чтобы помочь ей вылечиться. Отто Кестер даже принимает решение продать свой любовно собранный гоночный автомобиль. Глубину этого поступка трудно переоценить — автомобиль настолько дорог друзьям, что имеет собственное имя «Карл» и воспринимается почти одушевленным персонажем. Но в то время лишь немногие излечивались от этого заболевания.

Туберкулез – распространенная болезнь того времени, и смертельно больные люди, лечебницы довольно часто фигурируют в произведениях Ремарка, как главная трагедия произведения или как часть общей печальной картины эпохи «потерянного поколения».

Алкоголь является чуть ли не главной составляющей жизни главных героев.  Они, безусловно, располагают к себе, их суждения заставляют задуматься о многом, обычно это люди прогрессивные, демократических убеждений и правил, но ведь без алкоголя они не могут прожить не то что дня — часа! На это невозможно не обратить внимание, т.к. описание сцен дегустаций различных горячительных напитков занимает чуть ли не треть всего произведения.

Примечательно то, что Ремарк, можно сказать, посвящает каждое призведение одному из таких напитков. Например,  в «Трех товарищах» главные герои отдавали предпочтение коньяку. В романе «Жизнь взаймы» круг напитков был более широким, но особая роль отводилась розовому вину. В «Триумфальной арке» таким напитком стал кальвадос.

Алкоголь – обезболивающее, приносящее облегчение воспалённым нервам. Для героев это – своеобразный уход от тяжелой, безрадостной жизни, в алкоголе они видят временное спасение от всех бед, которые преподносит им нелегкая судьба. Алкоголь настраивает их на философский лад, они говорят глубокими, многозначительными фразами, рождаются диалоги, которые, уже много лет как, разобраны на цитаты. В них рассуждения о смысле жизни, о любви. Алкоголь позволяет расслабиться, выразить свои мысли, насладится маленькими человеческими радостями.

Хочется отметить, что в произведении описываются сцены, где герои хоть и бесконечно пьют, но никогда не напиваются, оставаясь в более-менее здравом рассудке, сохраняя способность мыслить.


 «Жизнь взаймы».

Если рассматривать роман «Жизнь взаймы», его атмосфера насквозь пропитана отчаянием, страхом не успеть и жаждой жизни. Читая его переоцениваешь свое существование, значение каждой секунды. Отношение к своей жизни главных героев поражает, заставляет задуматься и, в конечном итоге, понять их.

О чем рассказывает роман? О том, что все умирают. Только кто-то всю жизнь, с самого рождения медленно умирает от одного только ожидания неизбежного, а другие — от рождения до смерти несутся в неистовой гонке, стремясь обогнать то ли собственное время, то ли собственный страх, то ли неуемную жажду жизни.

Клерфэ — автогонщик. Навещая в клинике своего знакомого, такого же гонщика, он встречается с неизлечимо больной Лилиан. Туберкулез не оставляет ей шанса на долгую жизнь, но она не желает покорно и обреченно дожидаться неизбежной смерти — Лилиан намерена последние месяцы пожить на полную катушку, и алкоголь становится одним из средств  испытания всех радостей жизни. Алкоголь  поддерживает настрой героев, они пьют розовое вино вместе и вместе наслаждаются своей короткой жизнью.  Днем он помогает им предаться веселью, вечером – расслабится.

Как и всем героям Ремарка, Лилиан и Клерфэ присущи мудрые мысли на тему любви и жизни, в «Жизни взаймы» придается особая важность теме ценности жизни. Жизни главных героев  – яркие и короткие, как искры на фоне темного неба надвигающейся войны, насыщены чувствами и яркими эмоциями, и, возможно, без вина они не были бы такими яркими.


 «Триумфальная арка»

В «Триумфальной арке» кальвадосу и вовсе отведена особая роль.  Популярность романа создала репутацию и кальвадосу. Поясню, что это за напиток, т.к. в наше время он не очень распространен.

Кальвадос –  это крепкий алкогольный напиток типа водки, получается перегонкой яблочного сидра. Крепость — около 40 градусов.

Действие романа происходит в 1939 году в Париже. В центре повествования, как всегда, типичный представитель своей эпохи — талантливый немецкий хирург Равик, бежавший во Францию от нацизма. Вынужденный жить нелегально, не имея права на работу и надежды на завтрашний день, доктор Равик оперирует людей вместо французских хирургов, скрывается от полиции, но не может скрыться от внезапно появившейся в его жизни любви. У этой нечаянной любви нет будущего, но разве это важно?

Еще до знакомства со своей любовью – Жоан, Равик пристрастился к кальвадосу. Он обладал особым вкусом и достаточной крепостью, чтобы можно было утопить в нем все свои горести и отголоски страшного прошлого взрослому мужчине, испытавшего на себе пытки немецких лагерей. Сразу же пристрастилась к нему и Жоан.  Впоследствии он стал «их» напитком. У кого-то есть своя песня, у кого-то – свое любимое место, а Жоан и Равика объединил кальвадос. Они и сами придавали кальвадосу особенное значение. Как и любой алкоголь, он был ключом в другой мир, способом отречься от реальности, временно уйти от проблем. Жоан в одном из диалогов назвала его «напитком грёз». На этот «напиток грез» влюбленные готовы были потратить много денег.


Символично то, что когда Равик решает порвать отношения, а Жоан пытается всеми силами их сохранить, и в этот промежуток времени они встречаются, Равик отказывается пить с Жоан кальвадос, хотя та настаивает. По этой сцене можно судить о том, как много значил для них этот ритуал. Пить вместе кальвадос – было для них чем-то большим, чем просто распитие алкоголя. Возможно, без кальвадоса этого романа и вовсе бы не было.


«Образ жизни Э.М.Ремарка».

Прочитав все эти произведения, не трудно догадаться, какой образ жизни вел сам писатель. Уже писав свое первое произведение – «Приют грез», он часто посещал питейные заведения. Но Ремарк тоже запил не от легкой жизни. Он сбежал из  госпиталя, где долечивался после ранений, полученных на Западном фронте, на похороны своей матери, которую очень любил. Переживший к тому же еще и смерть близкого друга Фрица Хёрстемайера писатель тяжело справлялся  с душевными травмами. В этом ему помогала выпивка. Стараясь хоть как-то забыться и заглушить боль утрат, он проводил время в немецких кабаках, как и его герои, заводя интрижки с женщинами легкого поведения. Вскоре он все же берет себя в руки и с головой окунается в писательство. Но пристрастие к алкоголю так и следует с ним по жизни, и в чем-то даже помогает ему. Но в любом случае, у этой привычки больше минусов, чем плюсов.

Эрих Мария Ремарк прожил тяжелую жизнь. Но, даже пройдя смерть близких, войну и эмиграцию, он сумел сохранить способность к искренней любви и талант писателя.


Заключение.

Я нисколько не оправдываю пристрастие людей к спиртному; это – пагубная привычка, все это знают с детства.  Но, может быть, прежде чем просто осуждать людей за этот порок, стоит задуматься о его скрытых причинах? Да, алкоголь – это не выход из сложной жизненной ситуации, но иногда нужно просто протянуть руку помощи человеку в решении его истинных проблем, и тогда проблема с алкоголем решится сама собой.  Алкоголь – уход от реальности. Но если в реальной жизни все наладится, то и уходить от нее не потребуется. Героям Ремарка не удастся протянуть руку помощи, им никто не смог бы помочь, но ни в коем случае не стоит на них равняться! Им не повезло родиться в то время, в которое они родились, их судьбе не позавидуешь. Их можно понять. Осуждать их или нет – решать вам, но если верить Эриху Марии Ремарку, люди – еще больший яд, чем алкоголь или табак.

. Алкогольный туман. Эрих Мария Ремарк

Туман
Вспоминая ивановскую катастрофу и перебирая в памяти свои заходы в сложных условиях, я совсем недавно вспомнил: да ведь год назад мне, по сути, пришлось практически выполнить аналогичный заход. Главное, и полет-то из резерва, и экипаж-то сборный, и второй пилот

16. ТУМАН

Вот опять, точно белые пчелы,
Налетают пушинки снегов.
Вот опять этот сумрак тяжелый
Облепил вереницы домов.

Фонари – точно бледные пятна,
Что сейчас вот размоет туман.
Безысходный, седой, необъятный,
Он ползет из неведомых стран.

Он повис на карнизах, на

ТУМАН
Целый день было непогодно. Непрестанный снег, и в трубах унылое гудение ветра. Козловскому не по себе с утра: смутное какое-то беспокойство и так тягостно быть одному. К вечеру уже невыносимым казалось оставаться в своем номере: лучше пойти на улицу, бродить среди

Туман

Этот — от тысячи лет
Выходом вы ползший тесным
Мелкий и мутный бред
К вечеру стал известен.

Будто набух, налит
Холодом вымытый погреб,
Только свистит вдали
За упокой во гробе.

Этот ли свист в ночи,
Ставший змеиным шепотом,
Ветром теперь стучит,
Ветром пошел

Туман
В деревушке Ванду, до которой я весь день шел по туманной дороге от Фаншань, стоит старый медный кипарис. Его кора сияет серебром, а памятная дощечка сообщает, как много ему лет и как почтительно к нему относятся в этих краях.– Представляешь, а они собираются взять и

Туман
18 декабря 2000 года. Южная Атлантика09:20. Ветер NW[93] до 30 узлов. Туман. Ничего не видно. Его не сравнить с туманом на берегу. Здесь он очень густой и сырой – все от него мокрое, а сырость липкая, скользкая. У меня не хватит эпитетов выразить, что же это такое – туман

Туман помешал
Трое боевиков находились справа в 10-15 метрах от дороги. Они открыли огонь по машинам, но им помешали два фактора Во-первых, туман скрадывал звук работающего двигателя. Скорее всего, из-за этого появление в зоне видимости машин явилось для них в какой-то

Туман в Анн-Арборе
Я опять обращаюсь к своей книге «Меня убил скотина Пелл». В приводимом ниже отрывке рассказывается об американском издательстве «Ардис», которое на свой страх и риск создали американские слависты — супруги Эллендеа и Карл Профферы. В самые темные,

Солнце и туман
А жилось неплохо.После ареста в кабинете доктора Малеплата Гиринг и Фортнер отвезли Треппера на улицу Соссе. Там его передали местному начальству — штурмбанфюреру СС Бёмельбургу, который две недели назад ездил в Марсель, чтобы арестовать Кента.

«Туман Геринга»
Следующий почти анекдотический случай весьма ярко характеризует как самого Гитлера, так и его взаимоотношения с ближайшим окружением. Однажды вечером около половины двенадцатого Гитлер вернулся в рейхсканцелярию после посещения оперы. Он прошел в так

Туман
Много позже после войны стал я однажды свидетелем разговора о том, что такое судьба и есть ли она на самом деле. Особенно кипятился совсем молоденький парнишка, радист: мол, вера в какую-то судьбу — пережиток прошлого, вековой неграмотности и даже религиозного

Туман
Несколько лет назад мы с режиссером Гутманом поехали в Воркуту. То, что я там увидел, до сегодняшнего дня не складывается для меня в единый образ. Потому что во мне теперь живут два воспоминания — то, что было, когда я сидел в лагере, и то, что я увидел теперь. Словно два

Туман
Сколько людей приезжает полюбоваться величественным видом Гималаев, неделями живут в Дарджилинге. Нередко за все время видят перед собою лишь серый беспросветный туман и уезжают в полном разочаровании. Местные снимки с гор их не только не удовлетворяют, но

Дерево и туман
Наблюдавшая эту сцену мать побежала за мужем, чтобы задержать его. Благодаря молодости и быстрым ногам, юноше удалось прибежать к оратории первым, но калитка была заперта. Он отчаянно колотил по ней кулаками, но никто не выходил открыть ее. Чувствуя, что силы

Туман

«26 января 1944 года — 5 полетов — 7 часов. Катерлез. Джейлав. Разведка: Багерово — Джейлав — Б. Бабчик. Сбросили 20 бомб… 2 сильных взрыва…»
Облака делали неразличимыми день и ночь. К тому же мы очень уставали. Спали мало. Ночью или полеты в сложных метеоусловиях, или

«Алкогольный Клуб», или дудуизм как течение общественной мысли
Колокольчики бубенчики ду-ду —Я сегодня на работу не пойду,и припев:Колокольчики-бубенчики ду-ду —Я и завтра на работу не пойду!Русская народная песня, предпосылаемая в качестве эпиграфа к

Триумфальная арка. ремарк терпеть не мог кальвадос.

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

Часть I

Роман “Триумфальная Арка” изначально задуман как Ремарком как история его любви к Марлен Дитрих – наиболее драматичной страсти в его жизни, причинившей ему много боли и не отпускавшей много лет. Начиная в конце 1938 года писать эту книгу, Ремарк еще не знал как он ее закончит, много раз переделывая сюжет по ходу жизни. За те восемь лет что создавалсь книга жизнь внесла в нее много правок, подчас кардинальнальных, и дополнительный сюжетных линий. Но основной темой так осталась любовь на фоне рухнувшего мира – безраздельная, безрассудная и обреченная.

Кальвадос вписан в сюжет романа “Триумфальная Арка” небольшой, но настолько яркой деталью, что многие читатели даже не пробовав его никогда останутся навсегда им очарованы и запомнят. “Напиток грез” появляется в повести в наиболее драматичные ее моменты: когда лиричным фоном, а когда спасательным кругом в сложных взаимоотношениях Равика, врача бежавшего из нацистской Германии во Францию и вынужденного в статусе в нелегального эмигранта под псевдонимом работать подпольно за копейки, и Жоан Маду – актриссы, загнанной судьбой, как и Равик, в острую зависимость от непредсказуемых обстоятельств.

Кельнер вернулся с бутылкой, неся ее бережно, как запеленатого младенца. Это была грязная бутылка, совсем не похожая на те, которые специально посыпают пылью для туристов, а просто очень грязная бутылка, пролежавшая много лет в подвале. Кельнер осторожно откупорил ее, понюхал пробку и принес две большие рюмки.
– Вот, мсье, – сказал он Равику и налил немного кальвадосу на донышко.
Равик взял рюмку и вдохнул аромат напитка. Затем отпил глоток, откинулся на спинку стула и удовлетворенно кивнул. Кельнер ответил кивком и наполнил обе рюмки на треть.
– Попробуй-ка, – сказал Равик Жоан.
Она тоже пригубила и поставила рюмку на столик. Кельнер наблюдал за ней. Жоан удивленно посмотрела на Равика.
– Такого кальвадоса я никогда не пила, – сказала она и сделала второй глоток. – Его не пьешь, а словно вдыхаешь.
– Вот видите, мадам, – с удовлетворением заявил кельнер. – Это вы очень тонко заметили.
– Равик, – сказала Жоан. – Ты многим рискуешь. После этого кальвадоса я уже не смогу пить другой.
– Ничего, сможешь.
– Но всегда буду мечтать об этом.
– Очень хорошо. Тем самым ты приобщишься к романтике кальвадоса.
– Но другой никогда уже не покажется мне вкусным.
– Напротив, он покажется тебе еще вкуснее. Ты будешь пить один кальвадос и думать о другом. Уже хотя бы поэтому он покажется тебе менее привычным.

Ремарк наделяет кальвадос почти мифическим ореолом, представляя его его золотой кладовой где закупорены драгоценные воспоминания прошлого, терпеливо дожидающиеся чтобы их извлекли на свет, а затем вернулись к ним снова и снова.

Равик расплатился. Он взял бутылку и принялся ее рассматривать.
– Побудь с нами, солнечное тепло. Долгим жарким летом и голубой осенью ты согревало яблони в старом, запущенном нормандском саду. А сейчас мы в тебе так нуждаемся…

Жоан быстро поднялась. Ее лицо сияло.
— Дай мне еще кальвадоса, — сказала она. — Похоже, он и в самом деле какой-то особенный… Напиток грез…

Всё вышедшее из под пера Ремарка глубоко автобиографично, и кальвадос в “Трумфальной Арке”, так дивно и вкусно вписанный и играющий особую роль свидетеля, если не посредника, любви Равика и Жоан, породил устойчивую легенду о том что Ремарк любил кальвадос. Колоссальный успех повести, сопоставимый лишь с первой, главной его книгой – “На Западном фронте без перемен”, утвердил Ремарка в роли популяризатора кальвадоса наравне с Хемингуэем. Хотя на самом деле кальвадос стал широко известен и популярен вне Франции только 35-40 лет после публикации “Арки”.
Тем не менее, Ремарк кальвадос не любил.

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть
"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

В конце февраля 1948 года в ходе освещения только что вышедшей в США экранизации романа “Триумфальная Арка” в газетах появилась короткая заметка, упоминающая о том как Шарль Буайе, играющий в фильме с Ингрид Бергман главные роли, обсуждая с автором харакерные черты и мотивы персонажей заметил,
– Я полагаю что многие детали книги перекликаются с вашей жизнью, и что вы-то и являетесь прототипом героя.
– Да, – ответил Ремарк, – сходства много, но есть одно большое отличие. Я терпеть не могу кальвадос.

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

Позже, в интервью газете Ремарк пояснил,
– Лично я считаю что кальвадос – это ужасный напиток. Но что-то такое было в слове “кальвадос”, что звучало романтично вне зависимости от того знаешь ли ты что это такое, или хотя бы собираешься попробовать.

Так символом чего же является кальвадос в “Триумфальной Арке” – романтической любви?.., бережно хранимой в запечатанной пыльной бутылке памяти о ней?.., разочарования?.., отвращения?..
Книга дает на это совершенно точный ответ.

А начиналось все в Венеции, где осенью 1937 года на пятый уже ежегодный фестиваль собралась пестрая компания причастных к миру кино…

Часть II – ТРИУМФАЛЬНАЯ АРКА. ПАРИЖ НА ДВОИХ.

§

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

Часть II

Они встречались и раньше, и он замечал как как похожа Марлен на его теперь уже бывшую жену Ютте.
"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

Но в начале сентября 1937 года в толпе бомонда собравшегося на пятый венецианский фестиваль что-то изменилось, и они как будто увидели заметили друг друга впервые. Ему 32, ей 35, она только что рассталась Дугласом Фэрбенксом, он – с Хейди Ламар. Оба – на пике популярности пришедшей к обоим в одном и том же 1930 году, хотя карьера Дитрих переживает спад после нескольких коммерчески провальных фильмов. Ремарк же переиздаеся значительными тиражами, а в Голливуде запущена работа над экранизацией его очередной, четвертой по счету книги, – “Три товарища”.
Уже вручен главный приз фестиваля – кубок Муссолини, и другие призы, один из которых присуждается фашистской партией Италии. Уже разъехалось жюри, и на далеком от политики, безмятежном и солнечном Лидо фестивальная и примкнувшая к ней пестрая публика наслаждаются компанией звезд и сопричастных.
Там-то в отеле “Эксельсиор” Эрих Мария Ремарк и подошел внезапно к столику где Марлен Дитрих сидела в своем обычном окужении: муж Рудольф Зибер, его постоянная подруга Тамара Мотул, режисер и экс-любовник Йосеф Штернберг, катапультировавший ее на мировой экран в фильме “Голубой Ангел”, где-то еще няня с дочкой и, как всегда, небольшая толпа увивающихся поклонников.

no title

Через несколько дней Дитрих бросив все и всех уезжает с Ремарком на его машине от своей многочисленной свиты и толпы в Зальцбург и далее в Париж, который станет на долгое время “их” городом.

Они поселяются в отеле “Ланкастер” близ авеню Георга Пятого, недалеко от Триумфальной Арки. На полтора месяца они исчезли для всего мира потерявшись в Париже, оставшись вдвоем. Отныне, возвращаясь, они будут всякий раз останавливаться подле Арки.

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

В ноябре Марлен возвращается в США, а Ремарк на свою вилу в Порто-Ронко на швейцарском берегу Лаго Маджоре, купленную когда после оглушительного успеха книги “На Западном фронте без перемен” на него обрушились слава и деньги.

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

Прилепленный к скале дом с нависающей над озером терассой он приобрел по совету актриссы Рут Альбу, его спутницы в течение двух лет. Она же, дочь антиквара, привила Ремарку на всю жизнь вкус к тонким винам, изысканной одежде и к коллеционированию предметов искусства – от французских импрессионистов и китайского фарфора, до египетских артефактов и восточных ковров. Там, в Порто-Ронко , сидя ночью за каменным столом на террассе над озером он пишет ей свое первое дивное письмо.

Эрих Мария Ремарк, Порто-Ронко (после 24 ноября 1937)
… сегодня ночью я достал из погреба в скале самую лучшую бутылку «Штайнбергер Кабинет» урожая 1911 года — из прусских казенных имений, элитное вино из отборного предзимнего винограда. С бутылкой и с собаками я спустился к озеру, взбаламученному и вспенившемуся; и перед собаками, и перед озером, и перед ветром, и перед Орионом я держал речь, состоявшую из считанных слов, — и тут собаки залаяли; они лаяли, а озеро накатило белый вал, поднялся ветер, и мы ощутили на себе его сильные порывы, Орион замерцал, словно брошь девы Марии, и бутылка, описав дугу, полетела сквозь ночь в воду, как приношение богам за то, что несколько лет назад они в этот день подарили мне тебя.
Может быть, она достанется там, внизу, сомам, которые будут перекатывать ее своими мягкими губами, а может быть, окажется у убежища старой замшелой щуки огромного размера, или у норы форели, узкое тело которой усыпано красными пятнышками; она вырожденка, эта форель, ей хочется мечтать, сочинять рифмованные форельи стихи и снимать быстротечные форельи кинофильмы; а может быть, через много-много лет, когда рты наши будут давно забиты темной землей, бутылка попадет в бредень рыбака, который с удивлением вытащит ее, поглядит на старую сургучную печать и сунет в боковой карман своей штормовки. А вечером, у себя дома, когда минестра уже съедена и на каменном столе у кипарисов появятся хлеб и козий сыр, он не торопясь поднимется, сходит за своим инструментом и собьет печать с бутылки, зажав ее между коленями. И вдруг ощутит аромат — золотисто-желтое вино начнет лучиться и благоухать, оно запахнет осенью, пышной осенью рейнских равнин, грецкими орехами и солнцем, жизнью, нашей жизнью, любимая, это наши годы воспрянут, это наша давно прожитая жизнь снова явится на свет в этот предвечерний час, ее дуновение, ее эхо, — а не знакомый нам рыбак ничего не будет знать о том, что с такой нежностью коснулось его, он лишь переведет дыхание, и помолчит, и выпьет…
Но поздним вечером, когда стемнеет, когда рыбак уже давно спит, из ночи, словно две темные стрелы, вылетят две бабочки, два смутных ночных павлиньих глаза — говорят, будто в них живут души давно умерших людей, испытавших когда-то счастье; они подлетят совсем близко, и всю ночь их будет не оторвать от края стакана, со дна которого еще струится запах вина, всю ночь их тела будут подрагивать, и только утром они поднимутся и быстро улетят прочь; а рыбак, стоящий со своей снастью в дверях, с удивлением будет смотреть им вслед — ему никогда прежде не приходилось видеть в здешних местах таких бабочек…

Ремарк, описывая свое жертвоприношение не то нордическим богам, не то звездному небу, в виде лучшей бутылки вина из его погреба в благодарность за подаренную любовь, скорее всего документален. Группа энтузиастов утверждает что сумела 75 лет спустя разыскать на дне озера именно эту бутылку Steinberger Riesling Kabinett 1911 года.
"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть
Помимо этого, в письме, которое само по себе – литературный шедевр, звучат ноты которые появятся позже в “Триумфальной Арке” – золотистое вино, которое как машина времени или янтарная капля, способно сохранить на годы аромат и память, как мгновенное но явственное дуновение, об ушедшем времени. Рожденные его воображением старик-рыбак и ночные бабочки, воплощение двух душ, как и реальный каменный стол с хлебом и козьим сыром, не раз еще возникнут в письмах к Марлен.
Всю зиму и весну года они, разделенные океаном, интенсивно переписываются и ведут долгие телефонные разговоры. Это впрочем не мешает возобновившемуся роману Дитрих с Дугласом Фэрбенксом, но моногамность им никогда не была присуща. Есть увлечения и страсти, а есть Любовь.

Эрих Мария Ремарк, Порто-Ронко (после 25 ноября 1937)
Сейчас ночь, и я жду твоего звонка из Нью-Йорка. Собаки спят рядом со мной…

Уезжая в Париж, он вдруг осознает что весь город теперь для него одно напоминанье о Марлен.

Эрих Мария Ремарк, Париж (после 07 декабря 1937)
Но что же мне делать в этом городе — он уставился на меня, стоглазый, он улыбается и машет рукой, и кивает: «А ты помнишь?» — или: «Разве это было не с тобой?» — он воздевает передо мной ладони и отталкивает руками, и нашептывает тысячи слов, и весь вздрагивает и исполнен любви, и он уже не тот, что плачет и обжигает, и глаза мои горят, и руки мои пусты…
Этот город восстает против меня, швыряет меня туда-сюда, улицы болтают о тебе, и дома, и «Колизей», и «Максим» — сам я нигде не был, но они приходили ко мне, в мою комнату, они стоят передо мной и спрашивают, спрашивают…
Такого никогда не было. Я погиб. Меня погубила черная мерцающая подземная река, погубил звук скрипки над крышами домов, погубил серебристый воздух декабря, погубила тоска серого неба, ах, я погиб из-за тебя, сладчайшее сердце, мечта несравненной голубизны, свечение растекающегося над всеми лесами и долами чувства…

Эрих Мария Ремарк, Париж (23 декабря 1937)
Я думаю, нас подарили друг другу, и в самое подходящее время. Мы до боли заждались друг друга. У нас было слишком много прошлого и совершенно никакого будущего. Да мы и не хотели его. Надеялись на него, наверное, иногда, может быть — ночами, когда жизнь истаивает росой и уносит тебя по ту сторону реальности, к непознанным морям забытых сновидений.

Он пишет ей каждые несколько дней, сдерживая себя чтобы не писать чаще.

В апреле 1938 года Марлен снова в Европе. Они с Ремарком уезжают на месяц в Ле-Туке (Le Touquet) на побержье Нормандии, и мир снова прекрасен.

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

В это же время после аншлюса Австрии в марте в Париже начинают появляться беженцы, многие из которых не имеют легального вида на жительство.

В июле они едут в Антиб. Там, на французской Ривьере, начинается новый этап многолетней драмы, в которой Ремарк, включенный в антураж Марлен, дружный теперь с ее мужем, любовницей мужа, с экс- и вице-любовниками, обнаруживает себя низведеным до статуса одного из любимых – подушка для души к которой прибегают за утешением от обид нанесенных иными.

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

Они поселяются в раздельных бунгало, а Марлен в течение лета крутит два одновременных романа – с Джозефом Кеннеди, отдыхающим там же с женой и пятью детьми, и с эксцентричной канадской миллионершей Жо Карстерс.

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

Как и в случае с первой своей книгой, терзаемый ревностью, в самой депрессивной точке душевного состояния в Антибе Ремарк начинает работать над набросками новой рукописи, которая впоследствии станет “Триумфальной Аркой”.

В сентябре Ремарк и Марлен возвращаются в Париж, на этот раз в отель “Пренс де Галь” (Hotel Prince de Galles) на той же авеню Георга Пятого близ Триумфальной Арки. Они вместе, но отношения уже осложнены, тем более что Кастерс вскоре следует за ними в Париж и снова начинаются мучительные ссоры. Дитрих, по требованию Ремарка, порывает с Кастерс, и на какое-то время идилия восстанавливается.

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

В конце ноября 1938 Марлен Дитрих возвращается в Калифорнию, а Ремарк через несколько дней в Порто Ронко. Разлука в который раз благотворно влияет на их отношения: пока не видишь, воображение щадит тебя, сострадательно замещая настоящее картинками из прошлого и воображаемого. Он снова много ей пишет, в том числе и о пока еще только замысле своей книги.

Эрих Мария Ремарк, Париж (предположительно 25 сентября 1938)
Люксембургский парк под дождем… на могилах Шопена и Гейне влажные листья… sombre dimanche…
В маленьком бистро я обнаружил вино из Вены, которое ты любила, — вот оно, — выпейте его, только не слишком холодным, пока на улицах идет дождь, а за окнами стоят маленькие разлуки…

Эрих Мария Ремарк (23 ноября 1938)
Радуйся, Пума, я тут роюсь карандашом в разных разностях и пишу новую книгу о том, что после всего случившегося хорошо если знаешь, что, возможно, ты кого-то немножко обрадуешь.

Эрих Мария Ремарк, Париж (28 ноября 1938)
Дни короткие, а ночи длинные в ноябре, любимая; днем можно чем-то заняться и бегать по городу, и что-то делать, но когда первый сильный порыв ветра приносит из-за Триумфальной арки сумерки и над Елисейскими полями зажигаются первые огни рекламы — тогда сердце мое потеряно, ему не на чем больше задержаться, и оно бежит вперед за своими мечтами…
Но сейчас ты далеко, и в этом все дело. Обманывать себя мне почти что нечем, днем — ладно, еще куда ни шло, — ах, вообще-то и днем не получается. Собственно говоря, лишено всякого смысла и оправдания то, что мы не вместе… вечер поднимается над крышами домов и заглядывает красными глазами в окно, — и возникает вопрос всех вопросов, единственный вопрос, вопрос вечера и ночи, глупый вопрос: где ты…

В декабре 1938 года стал наконец вырисовываться роман, он запишет в дневнике: “Поздно вечером начал роман, в центре которого Равик… Настроение, как всегда в таких случаях: слегка нервозен, раздосадован, подавлен. Обе темы уже вызывают сомнения. Потом, при размышлениях о Равике как главном герое, вдруг каскад идей”.

Обе темы это Марлен, Пума как он прозвал ее, и тема изгнания. В 1938 году и он, как и Дитрих, лишен германского гражданства. Если до этого его отъезд из Германии в Швейцарию виделся лишь выбором более комфортабельного места жительства, то теперь, с нарастающими изменениями в Германии и распостранением Рейха по Европе это стало более походить на бегство, и похоже не последнее. В это же время имя Равик впервые появляется в его письмах к Марлен в Америку. Позже он станет подписывать этим именем, в котором достаточно явно прочитывается “Ремарк”, свои к ней письма. Книга задуманная им – это история любви, которую они с Марлен, как ему видится, пишут вдвоем, сейчас.

Эрих Мария Ремарк, Порто-Ронко (14 декабря 1938)
…в «Лидо» — первое слово и твой первый вопрос, когда мы танцевали, — «Зачем мы должны сопротивляться?» — это было озарение, молния, сверкнувшая из дальних, неведомых нам времен. Оказывались мы в таком состоянии, будучи с другими?
Мы еще долго сопротивлялись, оба, и даже очень долго; может быть, мы иногда сопротивляемся и по сей день… Но мы, по сути дела, видим: это игра, чтобы получше узнать, в какой мере мы себе еще принадлежим.
Не смейся над тем, что я тебе сейчас скажу, — чудесно знать и верить в это. И позволь мне написать тебе об этом. Не в этих нескольких фразах, нет, а на нескольких сотнях страниц — позволь мне написать ее, нашу с тобой историю за все прошедшие времена, позволь мне закончить ее к твоему следующему дню рождения, может быть, тогда ты поверишь мне еще больше. Я постоянно думаю о ней, об этой книге, которую я люблю и которая будет посвящена тебе.
Как мало я даю тебе: обещание и книгу, которую, ко всему прочему, от тебя же и получаю…

Эрих Мария Ремарк, Порто-Ронко (предположительно 20 декабря 1938)
И еще я постоянно думаю о том, как мало ты пока обо мне знаешь. Ничего в подробностях. Минуло так много времени с тех пор, как ты уехала, — много для меня, — и не только потому, что тебя нет со мной, а потому, что снаружи прибавилось так много разного. Я ведь работаю, впервые со времени нашего знакомства, это началось в Антибе и продолжалось в Париже, но тогда это было только начало, и я хотел, чтобы ты узнала об этом побольше. Потому что все иначе, чем когда-либо прежде.

Эрих Мария Ремарк из Порто-Ронко (25 декабря 1938)
Я откладываю рукопись и карандаши в сторону и выхожу ненадолго на террасу, присаживаюсь к огню, нахожу по радио музыку и потом принимаюсь за письмо к тебе. Это такая замечательная опора, и притом совсем новая для меня. Я часто целый день предвкушаю, что вечером буду писать тебе, а иногда я даже не выдерживаю и пишу тебе посреди дня. Это похоже на вечный разговор, хотя с моей стороны это всего лишь вечный монолог. От этого мне теплее, а ты таким образом присутствуешь при всем, что я делаю. Ты делаешь меня беспокойнее и спокойнее одновременно. Однако беспокойство это иного рода, чем прежде. …. Я ношусь с моими мыслями и потом сажусь писать, а вечером вознаграждаю себя и пишу письма тебе.

6 января Ремарк записывает в дневник: “70 страниц рукописи готовы”.

Эрих Мария Ремарк из Порто-Ронко (13 февраля 1939)
Иногда, Пума, сквозь призрачный хоровод фантазии до меня долетают обрывки мелодий в их мягком блеске; неизвестно откуда — из Будапешта, из Парижа или неаполитанского театра «Сан-Карло», — и тогда отодвигается в сторону стопка белой бумаги с заборчиками из слов, этой словесной сетью, в которую хочется поймать то, что поймать невозможно, и на столе вдруг остаются только цветы миндаля, которые утром принес сюда садовник, эти стройные прямые ветки с блестящим коричневым отливом, а на них, словно стая розовых бабочек, примостились цветы… . Странную я веду жизнь — это погоня за несколькими придуманными схемами в мире горестей и храбрости; погоня в серых облаках, среди которых лишь изредка засветится серебряная полоска. Я устал от них, теней этих; но я не могу отстать от них, пока не покончу с ними; пока не наступит конец, который никакой не конец! Я устал от них; я хотел пропустить их через себя, как часть бытия, и забыть; но теперь я вынужден участвовать в их причудливой жизни, предельно жестокой к тому же, и я не могу от них освободиться, не дав прежде воли им самим. Я желал бы поговорить с ними — с Равиком, которому хочется в Пекин, с Кинсли, с Лавалеттом, с юной Барбарой, с графиней Гест, с Лилиан Дюнкерк, повинной в смерти Кая, с Клейфейтом, который не в силах забыть Гэм Норман, и с Мэрфи, похоронившем свое сердце в моторах. Они обступают меня и ждут, а я сижу, обреченный разбираться в этих невеселых событиях, в этом монотонном мучительном мире, подчиненном параграфам, и я, смущенный, копаюсь в себе, я недоволен, часто противен самому себе, но все-таки привязан к ним, пусть и без любви. Я хотел бы написать стихи — прекрасные, буйные, найдя новые слова и ритмы, — но они не позволяют! — мне хочется протянуть руку одному из множества приключений, которые поглядывают на меня из-за плеча будущего; но они хватаются за меня своими серыми руками и не отпускают, и я проклят проживать с ними годы их жизни, сопереживать их мечтам и бедствиям и погибать вместе с ними.

В марте 1939 года Ремарк на борту “Queen Mary” отбывает в США, где только что вышла экранизация “Трех товарищей”. У него много встреч с издателями в Нью Йорке по вопросам публикации его новой книги, но основная и конечная цель – Голливуд, к Марлен.

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

В конце июня 1939 года они отправляются В Европу вместе со всем дитриховским “кланом”. Остановка на несколько дней в Париже, но прежнего волшебства из-за шумной компании не возникает. Он расстроен и раздражен: “Все к черту вместе с этой треклятой Пумой”, но продолжет работать “Надо бы хорошенько пройтись по роману”, “Как все-таки довести эту вещь до ума?”.

В июле – снова, как и в прошлом году, поездка на Ривьеру. Тот же отель “Кап д’Антиб”, совместный на этот раз номер. И вся та же свита Марлен из ее близких и приближенных, снова прибывают всей семьей Кеннеди, а после и Карстерс – начинается та же, доводящая Ремарка до безумия, ложь и игра в прятки. Он ревнует, впадает в депрессию, много пьет, …и много пишет. На этот раз это сценарий фильма об обреченной любви гонщика и пианистки, который он пишет видя Дитрих в главной роли. Ремарк надеется что этот фильм поможет восстановить по прежнему находящуюся в упадке кинематографическую карьеру Марлен. Фильм будет снят только в 1947 году с Барбарой Стенвик в главной роли, а сценариий послужит основой повести “Жизнь взаймы” написаной еще позже.

А война уже висит в воздухе, и неизбежность ее становится все яснее. Воспользовавшись помощью “Папы Джо” Кеннеди, который в это время занимает пост посла США в Англии, Марлен бронирует места на “Куин Мэри” – на 15 августа для себя, а на 30 августа Ремарку и и другим членам “клана”, которым Кеннеди также помог с визой и необходимыми въездными документами.

По пути в Шербург, где готова к отходу с последними пассажирами “Queen Mary”, Ремарк делает краткую остановку в Париже. 29 августа он записывает в дневнике: “Всюду мобилизованные с чемоданчиками. Повозки и телеги. Цветные солдаты. Вечером все это приобретает почти призрачный вид… Темные колонны в свете прожекторов. Понурые, беспокойно вздрагивающие лошади. У развилки под Фонтенбло громадный белый крест… Молчаливые леса. Над равнинами почти полная луна… Многое наводит на раздумья. Граница и первые кварталы города. Дома и улицы затемнены на случай ночных налетов. Елисейские поля. Арку не видно”.

Когда лайнер прийдет в Нью Йорк война будет идти уже третий день…

Часть I – Ремарк терпеть не мог кальвадос
Часть III – Твоя растерзанная Пума

§

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

Часть III

В Голливуде Марлен снова много снимается, популярность фильма “Дестри снова в седле” прервала наконец ее черную кинематографическую полосу. У нее бурный роман с Джимми Стюартом, ее партнером по фильму. Ремарка же раздражет все его окружающее; из дневника – “Вспышки фотоаппаратов, важничанье, жеманство и больше ничего. Все непрерывно позируют”. В отличие от Дитрих, которой патологически необходимо находиться в центре всеобщего внимания и обожания, он старается избегать шумных вечеринок и раутов. Он был в Голливуде и раньше, но мысль о том что теперь здесь – дом, вгоняет его в еще большую депрессию.

Не складываются и отношения с немецкими экспатами, бежавшими в США, как и Ремарк, от Гитлера. Немецкая интеллектуальня община группирующаяся вокруг Томаса Манна ожидает от автора наиболее популярной антивоенной книги участия в антинацистских акциях. Ремарк же, хочет чтобы его все оставилили в покое, а не не подключали к участию в новой войне в качестве агитатора. Его пацифизм – скорее философского и созерцательного плана, и активная роль никогда не была ему присуща.

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

В его отношениях с Марлен все глубже и глубже нарастает кризис, а ее нескончаемые романы лишь приближают неизбежное. В отчаянной попытке удержать свою Пуму, он предлагает поженится. Но свободна для него лишь роль преданного, особо приближенного рыцаря, и в декабре 1939 года Ремарк объявлят о разрыве. В конце января 1940 года следует примирение, а через месяц снова разрыв. В марте Ремарк едет в Мексику чтобы заново оформив брак с Ютте помочь ей с перездом в США. Там ему одиноко и между ними снова возобновляется переписка.

Эрих Мария Ремарк из Мехико (после 15 марта 1940)
Я, Равик, видел много …
Вы говорите, что я в рубцах и ссадинах, что у меня рваная рана на лбу и вырван клок волос? Жизнь с пумами даром не дается, друзья! Иногда они царапаются, когда хотят погладить, и даже во сне от них можно получить порядочную оплеуху! А теперь расскажите мне, как вы тут поживаете: возделали ли вы ваше поле, подняли ли вы вашу пашню, выдавили ли вы вино, хорошие мои? Но прежде чем начнете рассказывать, принесите вино нового урожая, терпкое и пенящееся, и расставьте бокалы, и налейте до краев, и давайте все вместе, с воспоминаниями, рассевшимися у нас на плечах, как птицы, с глазами, горящими от бурных событий, с волосами, всклокоченными нашими мечтами, воскликнем: «Да здравствует пума»! Самая светлая пума из лесов! Чудесная, далекая, вечно меняющаяся и вечно юная «пума- оборотень»! Дивная невинность жизни…
А теперь принесите побольше вина…

Эрих Мария Ремарк из Мехико (предположительно 21 марта 1940)
Неповторимая, вот уже два часа как в Мехико отключили свет, и он, черный, лежит между горами под чужими бледными звездами, и только маленькая свечка горит на моем письменном столе, в ее свете видны лишь моя рука и лист бумаги, а вообще-то в комнате темно, и любовь, подобно большой ночной бабочке, порхает по ней, изредка касаясь крылышками моего лба…
Ах, из маленького радиоприемника, стоящего в темноте, как раз сейчас зазвучала серенада «Sunrise» — встань, поднимись,… мир молод, и он ждет нас, и только тот останется неуязвимым, кто отдастся ему всецело, а осторожные погибнут; встань, стол уже ждет нас, все готово для быстрой, торопливой трапезы перед отъездом: вот рассыпчатый хлеб свежей выпечки, вот масло, вот крошащийся мягкий козий сыр и темное вино, приди ко мне, давай поедим и выпьем, и останемся голодными, и будем беззаботными — нас никогда больше не будет…

Весь мучительный 1940 год они то вместе, то врозь, но в ноябре наконец происходит окончательный разрыв и Ремарк уезжает в Нью-Йорк. Там у него начинается многолетний, с долгими перерывами, тоже во многом драматичный роман с моделью и актриссой Наташей Палей. Работа над романом заброшена, Ремарк вообще ничего в следующие два года не пишет.
Необратимость разрыва с Дитрих становится очевидной когда бесчисленые кратковременые связи и увлечения Марлен весной 1941 года начисто вытесняются ее возможно самой большой в жизни любовью – к Жану Габену. Дитрих и Габен съезжаются, ее ветренные похождения прекращаются, как и из-за любви, так и оттого что в ситуациях когда Ремарк молча страдал и ждал, Габен ее, по простому, поколачивает.

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

Дитрих и Ремарк, который живет теперь между Нью-Йорком и Голливудом, периодически пересекаются – как светски, так и по совместной работе на диалогами к фильму с ее участием. Еще два года он будет терзаться потерей, прежде чем их отношения постепенно перерастут в дружбу, которой суждено длится много лет. В минуты депрессии Ремарк все еще продолжает писать ей письма от лица Равика, сидящего на террасе далекого сейчас дома нависающей над озером разделяющим Швейцарию и Италию.

Эрих Мария Ремарк из Беверли-Хиллз (предположительно 08 апреля 1942)
Они сидели за каменными столами, и гроздья сирени свисали над их бокалами с вином.
— Это летящее, парящее счастье? — спросил старик.
— Нет, — ответил Равик, — это счастье утомительное.
Старик вычесал пальцами своей могучей руки несколько светлячков из бороды.
— А то, что в ней танцует? — спросил он несколько погодя. — Эта блистательная смесь случайностей, вдохновения, безудержного счастья и капризов? Есть ли кто-то, кто видит это и у кого от этого душа поет?
Равик рассмеялся.
— Наоборот, — сказал он. — От нее ждут даров обыкновенного счастья простых людей.
— Равик! — возмутился старик. — Я чуть не подавился. Моего горла мне не жаль, но вот вина «Форстер иезуитенгартен» урожая 1921 года — да! Оно в наше время стало такой же редкостью, как и пумы. — Его крупное лицо вдруг расплылось в улыбке. — То, чего ждут от нее, — сказал он потом, — вещь второстепенная. Сама-то она чего хочет?
— Старик. — Равик осторожно взял у него из рук бокал с вином. — Так, оно спасено. А теперь смотри, не упади со стула — она тоже этого хочет…
Старик не подавился, он рассмеялся. Потом медленно отпил золотого вина. …
— А потом? — спросил он.
— Потом, старик? Ее сердце — компас. Железо может отвлечь его. Но потом стрелка всегда будет указывать на полюса по обе стороны горизонта. И еще…
Равик опять улыбнулся. Его лица было не разглядеть в пропахших сиренью сумерках, где метались опьяневшие от тяжелого запаха ночные бабочки…
— …Да, и еще… Но это тоже история на завтра…

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

Летом 1942 года Ремарк требует вернуть все его письма, и получает как минимум большую их часть. Но через некоторе время он отсылает их обратно.

Эрих Мария Ремарк из Беверли-Хиллз (13 июля 1942)
Невозможно к чему-нибудь из этого прикоснуться — но невозможно также это пламя превратить в добропорядочно тлеющие угли телефонной дружбы …
Невозможно, как святотатство, лишь то, что обрываешь, остается. Поэтому: Adieu!
И не будем друзьями в буржуазном и сентиментальном смысле, чтобы безнадежно растоптать три года стремительной огненной жизни и Фата Моргану воспоминаний.

Благодая этому большинство писем Ремарка к Дитрих сохранились в ее архиве. Письма Марлен к нему Ремарк уничтожил по требованию Полетт Годдар после их свадьбы в 1958 году. Этим Полетт, возможно, оказала Дитрих огромную услугу.
В октябре 1942 года он принимает решение окончательно перехать жить в Нью Йорк.Словно подводя итог начавшемуся ровно пять лет назад роману, уснащая упоминания о Габене саркастическими прозвищами ассоциированными с его киноролями, Эрих Мария Ремарк пишет прощальне письма своей Пуме, завершая историю начавшуюся венецианской лагуной, гонкой на машине, “их” Парижем, и жервоприношением бутылки вина водам озера плещущегося подле дома с каменым столом на терассе. Одно отправлено из Калифорнии, другое уже из Нью Йорка.

Эрих Мария Ремарк из Беверли-Хиллз (22 октября 1942)
…за каменным столом под желтой кроной лип, листья которых по форме похожи на сердца,… появился Равик, запальчиво потребовал рюмку вишневой водки и кофе, а потом и другую, большую рюмку вишневки. Слегка встряхнувшись, объяснил, в чем дело. Он принялся швырять в серое, напоминавшее застиранное платье осеннее небо, висевшее за желтыми деревьями, придуманные им самим названия кинофильмов, например: “Тщетные усилия мелкого буржуа завладеть недвижимостью”, или “Счастье и ревность в доме велосипедиста”,
… А потом попросил третью, последнюю, рюмку вишневой водки.
Бородатый старик спустился в подвал, что под утесом, и принес оттуда бутылку благороднейшего шампанского, полного чистого солнца и благословения земли и помнящего о больших дароносицах в боковых нефах церквей, о праздниках урожая и статуях Матери Божьей в придорожных часовнях. “Пошли ей это, — сказал он, — пусть она угостит своего глинтвейнщика-полицейского…”

Эрих Мария Ремарк из Нью-Йорка (31 октября 1942)
Ты была ночным ветром над лагунами, ты была серой «Ланчией», на которой мы мчались из Антиба в Париж, ты была аллеей каштанов, цветущих дважды в году, ты была серебрящимся за Аркой светом, ты была юной королевой между «Клош д’Ор» и Шехерезадой, … ты была Никой Парижа. Ты была молодостью.
…благодарю тебя, небесное Adieu! И тебя, разлука, полная виноградной сладости, тебя, вино и вас, все листья кроны, примите наш привет! То, что ты ушла, — как нам было этого не понять? Ведь мы никогда не могли понять вполне, как ты среди нас очутилась. Можно ли запереть ветер? Если кто попытается, он ничего, кроме спертого воздуха, не получит. Не позволяй запирать себя — вот о чем говорят тебе сидящие за каменным столом..

На этом их переписка, за исключением нескольких однострочных телеграмм по делу, прервется на несколько лет. В 1942 году написаны, или переписаны, еще четыре главы “Триумфальной арки”, но затем, как и мысли о Марлен, желание дописать роман надолго его покидает.
Нью Йорк станет сценой его недописанного романа “Тени в раю”, по сути продолжением “Арки” наполненном беженцами от войны изо всех уголков Европы, столь разных, но объединенных надеждой когда-нибудь вернуться домой. В этом романе, посвященом Наташе Палей, центральной фигурой является специалист по живописи и антиквариату – предмет в совершенстве знакомый Ремарку. Равик тоже появяется в повествовании, но лишь эпизодической фигурой уже отдаленного прошлого.

К 1944 году, Ремарк после целого ряда романов, в основном со знаменитыми актриссами, вновь надолго возвращается к Наташе. Он ищет уединения, меньше появляется на публике, меньше пьет, много читает. Память о его любви к Марлен Дитрих потускнела, а точнее отрезвела на фоне реальности. В письме другу он пишет “Отвечаю на твои вопросы: Марлен я однажды случайно видел… Знакомо ли тебе чувство неловкости перед самим собой из за того, что ты когда то всерьез принимал человека, который на поверку оказался всего лишь красивой финтифлюшкой”. Наконец в мае, после долгого перерыва, он возвращается к рукописи о Равике и 25 августа записывает в дневник: “Сегодня закончил книгу вчерне. 425 страниц. Конца работе не видно. Настроение довольно подавленное”.

После еще года правки, переделок и перевода роман опубликован в США конце 1945 года и пользуется мгновенным успехом. Никто в то время не связывает его с Марлен, которая меньше снимается, но популярна как никогда на сцене и не сходит с газетных полос. Никто, кроме самой Дитрих.

Марлен Дитрих из Парижа (01 декабря 1945) Эриху Мария Ремарку в Нью-Йорк
Не знаю, как к тебе обращаться, — Равик теперь общее достояние… Я пишу тебе, потому что у меня вдруг острый приступ тоски — но не такой, какой она у меня обычно бывает. Может быть, мне не хватает бутербродов с ливерной колбасой, утешения обиженных…
Твоя растерзанная Пума

Она искренне уязвлена и пишет Руди Зильберу, замужем за которым она технически остается все жизнь: “Ремарк изображает меня хуже, чем я есть, чтобы интереснее подать себя, и добивается желаемого эффекта. Я намного интереснее его героини”.

Рассмотрев в своей когда-то бесконечно любимой Марлен грань между реальным и чертами им самим воображенными, Ремарк в романе к ней действительно бепощаден.
“Он смотрел на её лицо, заслонившее весь мир, вглядывался в него и понимал, что только фантазия влюблённого может найти в нём так много таинственного. Он знал – есть более прекрасные лица, более умные и чистые, но он знал также, что нет на земле другого лица, которое обладало бы над ним такой властью. И разве не он сам наделил его этой властью?”

“Ты подлая стерва!.. Лгунья, – сказал он. – Жалкая лгунья… Убирайся ко всем чертям со своей дешёвой загадочностью… Один тебе нужен, видишь ли, для упоения, другому ты заявляешь, что любишь его глубоко и совсем по-иному, он для тебя тихая заводь… Что ты знаешь обо всём этом? Тебе нужно опьянение, победа над чужим “я”, которое хотело бы раствориться в тебе, но никогда не растворится, ты любишь буйную игру крови, но твоё сердце остаётся пустым, ибо человек способен сохранить лишь то, что растёт в нём самом. А на ураганном ветру мало что может произрастать”.

Убивая в романе Жоан, Ремарк убивает свою любовь к Марлен, так же как в “Трех товарищах” он убивал свою любовь к Ютте. И тем не менее, в своей горечи он не ожесточен и остается рыцарем и романтиком, опуская многое из того что видится ему теперь в Марлен достаточно ясно и явно, что он поверяет только личным дневникам.
“Удивительная, без малейшей попытки осмысления, необъяснимая и необъясняемая готовность причинять боль другому. Что бы она ни делала, она видит только то что удобно ей, и полагает это нормальным. Она обижена когда обижает. Чувствует боль, когда причиняет боль другому и тот в ответ не благодарен. Я знаю что никаких иллюзий быть не должно: это финал и финиш. Я выживу. Урок усвоен. Во многом, я сам виноват.”

Ему вдруг претит то что он раньше видел но не замечал – мелочность, порой до скаредности, выпрашивание подарков, зависть и недоброта, подчас унижающая опека, ревность при собственном абсолютном непостоянстве и стремление все и вся контролировать.
Она будет наговаривать ему гадости на Грету Гарбо, во время ее с Ремарком романа длившегося несколько месяцев, напишет ему нескрываемое “я рада”, узнав о том что он расстался с Наташей Палей, в преддверии его свадьбы с Полетт Годдар Дитрих поспешит сообщить ему что та лишь хочет присоединить его коллекцию импрессионистов к своей. Опекая но и контролируюя свой “клан”, Дитрих, содержащая мужа, поставит Руди ему непременное условие – он может как угодно открыто с Тамми (Тамарой Мотул), но при условии что у них не будет совместных детей. Это стало одним из факторов того что Тамми, верная сутница Рудольфа Зибера в течении 30 лет, закончила жизнь в сумашедшем доме.

Ремарк выведет Мален Дитрих на страницы своих книг еще раз – это стильная, рассчетливая и недобрая прежняя большая страсть главного героя Лидия Морелли в “Жизнь взаймы”, пытающаяся манипулировать им.

Отношения Ремарка и Дитрих переходят в непростую, полную заботы но и колючек дружбу, которая будет связывать из долгие годы. Они будут поддерживать друг друга в трудный момент, и обмениваться периодическими телефонными звонками и изредка письмами.
Экранизации “Триумфальной Арки” в 1948 году – повод для воспоминаний.

Эрих Мария Ремарк из Нью-Йорка (после декабря 1948)
…А ванные, полные цветов! А свет поздних вечеров! Козий сыр и вино «вуврей». И «Весь Париж» — «Tout Paris». Мы сидели там и не догадывались, как мало времени нам отпущено. Все цвело вокруг, а на каменных столах лежали фрукты, и Равик приветствовал рапсодиями утро, когда оно беззвучно приходило в серебряных башмаках. И старик со светлячками в бороде там был. Мы опьянялись самими собой. Ника стояла на всех ступенях нашего будущего. Сейчас она, молчаливая, стоит в музее «Метрополитен», но иногда, когда никою поблизости нет, она возьмет да и взмахнет быстро крыльями. … Мы были так молоды. И нам было хорошо. Мы любили жизнь, и жизнь отвечала нам бурной взаимной любовью, быстро давая то, что можно было еще дать перед бурей.

Дочь Дитрих Мария Рива в своих достаточно откровенных мемуарах, описывающих в том числе и нескончаемый парад скозь мамину спальню, приводит очень характерную деталь, достаточно точно описывающую недоумение Ремарка, живущего своей любовью к Марлен, которая в это время уже несется по жизни, для которой он, льстящий своей изысканной утонченностью, стал уже приятным и необязывающим прошлым: “Она любит тебя, так как она себе представляет любовь. Но ее обороты – тысяча в минуту, в то время как наши лишь сто. Нам нужен час для того чтобы любить ее, она же любит нас в течении шести минут, столько времени сколько отведено и всему остальному что она должна успеть сделать пока мы удивляемся почему она нас не любит в ответ. Мы ошибаемся, она нас уже любила”.
"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

Ремарк тоже приходит к этому же пониманию, хотя и достаточно болезненно.

В романе Ремарк замещает золотистое вино из предзимних сортов винограда – реальный символ его любви к Марлен обильно присутствующий в его письмах, лучшую бутылку которого из своей коллекции он принес в благодарственную жертву богам поздней осенью 1937 года, кальвадосом, который терпеть не мог. Это сознательный и принципиальный акт, никому кроме самого автора неявный. Напиток, ему претящий, но обманчиво манящий звучанием самого своего имени – “что-то такое было в слове “кальвадос”, что звучало романтично вне зависимости от того знаешь ли ты что это такое”.

Все в прошлом, и лишь иногда, когда ему особенно одиноко, из из дома над озером Швейцарии куда Ремарк вернулся после войны, ночью в Нью Йорк будут лететь телефонограммы подписанные как и когда-то:

Эрих Мария Ремарк из Порто-Ронко (11 августа 1952)
Каменный стол по-прежнему здесь, равно как и луна, вино, козий сыр и
(подпись) Равик

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

Часть I – Ремарк терпеть не мог кальвадос
Часть II – Париж на двоих

viaviavia и многое иное

§

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть
Анна Ахматова, 1914 Ольга Делла-Вос-Кардовская
“Гамаюн, птица вещая”, 1895 В. М. Васнецов

“Я смертельна для тех, кто нежен и юн.

Я птица печали. Я – Гамаюн.

Но тебя, сероглазый, не трону, иди.

Глаза я закрою, я крылья сложу на груди,

Чтоб, меня не заметив, ты верной дорогой нашел…”

Так пел Гамаюн среди черных осенних ветвей,

Но путник свернул с осиянной дороги своей.

7 декабря 1910, Царское Село

“I am deadly for thee who are youthful and fresh.
I am – Gamayun, bird of sorrow and death.
But thou shall I spare, o my grey-eyed, do pass.
I’ll shutter my eyes, fold my wings on my breast,
In hope that you’d miss me, and’ll find on true path…”
Thus sang Gamayn in a murk of the gloomy and blackened wood,
Alas, wader strayed off his blissful and hallowed route.

§

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

ДАВИД
…Марата нет…
Париж перетолпился у окна.
“Художник, ты позолотишь нам горе,
Он с нами жил, оставь его для нас” –
И смерть Давид надменно переспорил.

Зелено-синий мягкий карандаш
Уже с лица зеленого не стравишь,
Но кисть живет, но кисть поет: “Отдашь!
Того возьмешь, но этого оставишь!”

Но смолкнул крик и шепот площадей…
Триумф молчанья нестерпимо жуток.
“Какую плату хочешь, чародей?”
– “Я спать хочу, без сна я трое суток”.

Он говорит, усталость раздавив,
Но комиссары шепчутся с заботой:
“Добро тебе, но гражданин Давид,
Зачем рука убийцы патриота?”

“Шарлотта – неразумное дитя,
И след ее с картины мною изгнан,
Но так хорош блеск кости до локтя,
Темно-вишневой густотой обрызган”.
1919

Стихотворение “Давид” входит в первый сборник ранних стихов Николая Тихонова “Орда” опубликованный в издательстве “Островитяне” в Петербурге в 1922 году. А после выхода следующего сборника – “Брага”, он стал одним из самых популярных поэтов России 20-30-х годов. Его цитировали студенты, печатали газеты, и даже Лев Троцкий почтил полемикой в программной брошюре 1923 года “Литература и революция”, где определил Тихонова входящего в объединение “Серапионовы братья”, а также многих иных петербургских и московских литераторов в прижившуюся после хлесткую категорию “попутчиков революции”. Негодование достаточно тонко разбирающегося в литературе Льва Давидовыча связано с сознательной отстраненностью новой талантливой литературной волны от революции, на фоне искренне ей преданности графоманов типа Демьяна Бедного.
“Серапионовы братья – это молодежь, которая живет еще выводком. Кой-кто из них <…> из революции выдвинулся в литературу. Именно потому, <…> у них, по кр. мере, у некоторых, есть как бы внутренняя потребность отодвинуться от революции и обеспечить от ее общественных притязаний свободу своего творчества. Они как бы впервые почувствовали, что искусство имеет свои права. Художник Давид (У Н. Тихонова) увековечивает наряду с Маратом также и “руку убийцы патриота”. Зачем? “Но так хорош блеск кости до локтя, Темно-вишневой густотой обрызган”. Серапионы нередко отодвигаются от революции <…> “

Жан-Поль Марат (Jean-Paul Marat), радикальный журналист, один из лидеров фракции монтаньяров, радикальной фракции якобинцев в эпоху Великой французской революции, заложивший основы революционной диктатуры, был убит 24-летней Шарлоттой Корде в июле 1893 года. Марат, страдающий от экземы, находил облегчение в ванной с раствором овсяной муки, и зачастую не выходя из нее работал и принимал посетителей. Шарлотта, сторонница фракции жирондистов, более склонной к поиску компромисса ради объединения нации, ошельмованной монтаньярами, под фальшивы предлогом добилась аудиенции и нанесла Марату смертельный удар ножом. После чего спокойно осталась в комнате, была схвачена и казнена на гильотине.
Жак-Луи Давид (Jacques-Louis David) написал картину “Смерть Марата” в 1793 году в считанные недели после смерти Марата не то по поручению правительства Первой Республики, не то по собственной инициативе, в рамках увековечивания памяти трех мученников революции. Ярый приверженец и крупный “функционер” революционного правительства Давид был “диктатором искусств” и своего рода министром пропаганды. Он стал организатором программы создания культа “героев революции”, организовывая пышные церемонии, в том числе и похорон павших и перезахоронных в Пантеоне мыслителей, признанных правительством республики “новыми” святыми. Похороны Марата, спланированные Давидом, длились три дня и стали намеренной антитезой церковного погребения, и имели целью создать очередного “народного” святого.

После свержения и казни Робеспьера Жак-Луи Давид, возглавлявший Комитет Общественной Безопасности (Comité de sûreté générale) и лично подписавший немало смертных приговоров, впадает в немилость и дважды арестован – в 1794-м и 1795-м годах. В течении тех несколько месяцев что он провел в тюрьме, Давид резко меняет свои революционные взгляды и пишет петиции в которых уверяет о своей полной невиновности. Парадоксальным образом, он освобождается из-под ареста.
Через два года, с 1797 году на политическом горизонте Франции появляется Наполеон, и Давид из революционера превращается в его верного поклонника и придворного живописца, создав целый ряд картин в стиле нео-классицизма.

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

Он один из ведущих художников выставляющихся в парижском Салоне. С падением Наполеона, не надеясь на повторное везение, Давид бежит в Брюссель, в то время часть Нидерландов. Где и закончит свои дни.

В дни Второй Республики оценки сменились – теперь Марат видится чудовищем и тираном, а Шарлотта героиней самопожертвования и новой Юдифью. На картине Бодри ( Paul Jacques Aimé Baudry) 1860 года, она – на первом плане, и символически – на фоне Франции.

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

У Жак-Луи Давида, который был лично и близко знаком с Маратом, черты трибуна революции на картине значительно приукрашены и смягчены, а поза и подчеркнутая анатомичность напоминает “Положение во гроб” Караваджио.
"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

В руке – записка от Шарлотты с помощью которой она добилась встречи. Нож, в отличие от реально происходившего, – на полу.
На тумбе служащей столиком надпись: “A MARAT. DAVID.” – Марату. Давид. И в самом низу мелко “J’AN – DEUX”, год второй – новое летоисчисление от года революции. Обстановка подчеркнуто аскетичная, а правый верхний угол, где по канонам классицизма должны витать ангелы или размещаться символические фигуры – намеренно пуст, и лишь свечением балансирует основную композицию.

Николай Тихонов очень точно прочувствовал в картине “Смерть Марата” фигуру умолчания, дописав в своем воображении Шарлотту, отвагой которой не может не восхищаться придуманный им Давид – художник, под неодобрительные замечания комиссаров стирающий, изгоняющий из своей картины не то руку, окровавленную по локоть, не то кровавый след ее на стене.
О том что эта последняя строфа была для него важной и ключевой говорит тот факт что существовала ее предыдущая редакция, позже выправленная в окончательной редакции чтобы избежать тавтологии “след-след”.
“Шарлотты нет, на что Шарлотта мне?
И след её с картины мною изгнан,
Но след руки прекрасен на стене,
Темновишнёвой густотой обрызган!”

Именно эта последняя строфа, как и во многих других стихах Тихонова, однозначно несущая авторский акцент, была болезненно и верно понята Троцким. Именно ее вспоминали и цитировали в первую очередь.

Очень интересное и неожиданное свидетельство оставил в своих воспоминаниях “Непридуманное” Александр Петрович Штейн (Рубинштейн) – советский писатель, драматург, сценарист, лауреат двух Сталинских премий и обличитель космополитизма в академической среде в своих пьесах 1948 года.
Соавтор сценария к фильму “Балтийцы” вышедшего в прокат в 1938 году Штейн в своих воспоминаниях приводит неожиданный эпизод о том как фильм принимался:
“Дым из труб действительно валил изо всех сил, закрывая длиннейшим черным шлейфом горизонт. По жизни, на самом деле, не положено было миноносцам так чернить горизонт, но зато как же гордился оператор именно этим кадром, в который он вложил бездну труда и умения! Мне, ничего не смыслившему в экономии горючего на кораблях, кадр с идущими в кильватерной колонне миноносцами, густившими небо дымами, тоже показался чуть ли не самым изумительным в фильме, и, когда именно на него обрушились на берегу, я вспомнил строчки Николая Тихонова, которые мы, студенты Института живого слова в Ленинграде, с упоением повторяли в 1923 году:
Шарлотта, неразумное дитя,
И след ее с картины мною изгнан,
Но как хорош блеск кости до локтя,
Темно-вишневой густотой обрызган…
— Дым — убрать! — директивно заключил один из товарищей, не улыбнувшийся ни разу за все время демонстрации фильма, даже когда шли забавные эпизоды, — я сидел с ним рядом и все время наблюдал за его угрюмым выражением лица…”

Эта парадоксальная, и казалось бы абсолютно неочевидная, связка стиха “Давид” с фильмом снятым почти два десятилетия спустя по сюжету с которым связана тайна, тщательно охраняемая Тихоновым до конца жизни, на самом деле является ключом к этой тайны разгадке. Штейн в трудный момент вдруг вспоминает свое еще незамутненное партвзносами и профсоюзными характеристиками юношество, в котором были прекрасные стихи о том как художник в силу обстоятельств стирает след некоего присутствия, его, художника, искренне, но тайно, восхитившего.
Николай Семенович Тихонов, бесстрашный гусар, талантливейший когда-то поэт ставший крупным советским чиновником и совершивший литературное самоубийство поощренное пятью сталинскими/ленинскими премиями и звездой Героя Соц. Труда, до конца дней своих боялся и лгал дабы никто не узнал его смертного в условиях советской власти греха – источника вдохновения стихотворения “Баллада о гвоздях”, опубликованной в сборнике “Брага”. Следа прекрасной руки на стене, прочно изгнанного им с картины, но по прежнему присутстующего.

Это было в Кронштадте в августе 1919 года…

Предисловие. Тень Шарлотты.
Часть 1. Десятилетия под спудом ложных версий.
Часть 2. Курс – ост. Кронштадский кегельбан.
Часть 3. Поэт Тихонов. Дом Искусств.
Часть 4. Мичман Сергей Колбасьев. Писатель который ушел в разведку.
Часть 5. Николай Тихонов. Писатель которого убил страх.

§

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

Спокойно трубку докурил до конца,
Спокойно улыбку стёр с лица.
“Команда, во фронт! Офицеры, вперёд!”
Сухими шагами командир идёт.
И слова равняются в полный рост:
“С якоря в восемь. Курс – ост.
У кого жена, дети, брат –
Пишите: мы не придём назад.
Зато будет знатный кегельбан”.
И старший в ответ: “Есть, капитан!”
А самый дерзкий и молодой
Смотрел на солнце над водой.
“Не всё ли равно, – сказал он, – где?
Ещё спокойней лежать в воде”.
Адмиральским ушам простукал рассвет:
«Приказ исполнен. Спасённых нет».
Гвозди б делать из этих людей:
Крепче б не было в мире гвоздей.

Между 1919 и 1922

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

Вышедшие один за другим в 1922 году сборники стихов Николая Тихонова “Орда” и “Брага” мгновенно превратили неизвестного широкой публике молодой поэта, лишь недавно примкнувшего к кругу литераторов петербургского Дома Искусств, в одного из наиболее популярных. Простые, но сильные и свежие образы, знакомая многим военная тематика, отсутствие как элитарной выспренности и надрыва так и революционной громогласности, были близки и понятны многим.

Мы разучились нищим подавать,
Дышать над морем высотой соленой,
Встречать зарю и в лавках покупать
За медный мусор – золото лимонов.

Случайно к нам заходят корабли,
И рельсы груз проносят по привычке;
Пересчитай людей моей земли –
И сколько мертвых встанет в перекличке.

Но всем торжественно пренебрежем.
Нож сломанный в работе не годится,
Но этим черным, сломанным ножом
Разрезаны бессмертные страницы.

***
Крутили мельниц диких жернова,
Мостили гать, гоняли гурт овечий,
Кусала ноги ржавая трава,
Ломала вьюга мертвой хваткой плечи.

Мы кольца растеряли, не даря,
И песни раскидали по безлюдью,
Над молодостью — медная заря,
Над старостью… Но старости не будет.

Баллада о синем пакете
<…>
Улицы пусты – тиха Москва,
Город просыпается едва-едва.
И Кремль еще спит, как старший брат,
Но люди в Кремле никогда не спят.
Письмо в грязи и в крови запеклось,
И человек разорвал его вкось.
Прочел – о френч руки обтер,
Скомкал и бросил за ковер:
“Оно опоздало на полчаса,
Не нужно – я все уже знаю сам”.

Дезертир
<…>
Хлеб, два куска
Сахарного леденца,
А вечером сверх пайка
Шесть золотников свинца.

Пушка
Как мокрые раздавленные сливы
У лошадей раскосые глаза,
Лоскутья умирающей крапивы
На колесе, сползающем назад.

Трясется холм от ужаса, как карлик,
Услышавший циклопью болтовню,
И скоро облачной не хватит марли
На перевязки раненому дню. <…>

Но именно “Балада о гвоздях” стала наиболее широко цитируемой из-за двух последних литых строчек – “гвозди б делать из этих людей: крепче б не было в мире гвоздей”.

Поколения советских пионеров знали эти две широко цитируемые хрестоматийные строки часто никогда не читав короткого, в 28 строф, стиха. А те кто читал, не задавались вопросами к официальной версии подаваемой в учебниках – стихи о героях-коммунистах. Только самые вдумчивые ощущали явный диссонанс между версией о железных революционных матросах и выпадающими из контекста деталями – “адмирал”, “кегельбан”, “курс – ост”. Кто эти моряки, отважно идущие на верную смерть?

Сам Тихонов, путаясь и забывая что говорил раньше, рассказывал будучи уже пожилым человеком:
“Тема этого стихотворения зародилась во мне ещё осенью семнадцатого года, когда моряки Балтийского флота в жестоких морских боях показали поразительное бесстрашие и высокое мужество, отбивая попытки германского флота захватить Ирбенский пролив и архипелаг Моонзунд. Я начал писать стихотворение об их доблести, но не успел его закончить.
Но когда пришли трудные дни осени девятнадцатого года, когда белая армия генерала Юденича подступала по суше к красному Петрограду, а с моря английские военные суда вели морскую блокаду и совершали предательские нападения на корабли Советского флота, эта тема явилась совершенно заново”.

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

В аудиокниге изданной в конце 70-х он будет пересказывать мифологизированную версию o том что речь идет о революционных матросах тонувщих с криком “ура”.
Денис Драгунский в своем давнем эссе “Баллада о вранье” совершенно точно почувствовал эту фальшь, и недоумевал – отчего Тихонов, маститый к тому времени советский чиновник, врет?
“Учителя врали, что это про коммунистов.
Тихонов потом говорил, что это на самом деле о наших моряках. Тоже вранье.
Вот он уже немолодым человеком читает эти [стихи], и потом говорит: «Это, вы знаете, подлинный факт, гибель этих миноносцев «Азард» и «Гавриил». Они так погибли. Кричали «ура», погибая.
Врал, герой соцтруда, лауреат ленинской и трех сталинских премий, председатель комитета защиты мира, пожилой, седой и осанистый.”

Многие пытались ответить на этот вопрос. Высказывалось предположение что речь идет об эпизоде 1915 года с экипажами русских эсминцев, а адмирал не кто иной как Колчак. Действительно, в одном из стихотворений Тихонов упоминает миноносцы, и хотя этот эпизод не имеет прямого отношения к “Балладе о гвоздях”, стихотворение чрезвычайно интересно и важно для разгадки тайны “железных людей”.

Посмотри на ненужные доски –
Это кони разбили станки.
Слышишь свист, удаленный и плоский?
Это в море ушли миноноски
Из заваленной льдами реки.

Что же, я не моряк и не конник,
Спать без просыпа? Книгу читать?
Сыпать зерна на подоконник?
А! я вовсе не птичий поклонник,
Да и книга нужна мне не та…

Жизнь учила веслом и винтовкой,
Крепким ветром, по плечам моим
Узловатой хлестала веревкой,
Чтобы стал я спокойным и ловким,
Как железные гвозди, простым.

Вот и верю я палубе шаткой,
И гусарским, упругим коням,
И случайной походной палатке,
И любви расточительно-краткой,
Той, которую выдумал сам.

Между 1917 и 1920

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть
Романтика моря, рядом с которым Тихонов живет всю жизнь, манила его, очаровывая прозой Киплинга и Стивенсона. Позже он вспоминал: “Главными моими друзьями были книги… Я любил географию и историю. Эта страсть осталась у меня на всю жизнь. Я сам начал писать книги, где действие переносилось из страны в страну. В этих сочинениях я освобождал малайцев из-под ига голландцев, индусов — от англичан, китайцев — от чужеземцев”. Сын часовщика, вынужденный волею отца идти учится в Торговую школу на Фонтанке и от безысходной тоски серьезно подумывающий о самоубийстве, сбежал на войну добровольцем как в избавленье. Будучи высокого роста, определен в гусары и воюет в Прибалтике. Контужен. В стихах, смешивая реальность и воображение, он видит себя на “палубе шаткой” миноносцев уходящих в рейд из “заваленной льдами” Северной Двины. Никогда не служивший на флоте, он тем не менее ощущает что жизнь учила его “веслом и винтовкой”, превращая его в тот самый гвоздь, с которыми ассоциированы у него уходящие в свой последний морской поход, сравнимый со стремительной кавалерийской атакой, “люди из железа”.

Позже стали появляться совсем уж фантастические версии, что “Баллада о гвоздях” – это де об офицерах кайзеровского флота вышедших в некий поход в апреле 1918 года, или что речь идет об атаке Каспийской флотилией иранского порта Энзели, где в 1920 году укрылись отступающие белогвардейцы.

Переводчик поэзии Киплинга Василий Бетаки, считал что в “Балладе” речь идет об абстрактных моряках, собирательных образах позаимствованных “первым в русской литературе киплингианцем” из книг Киплинга, под сильнейшим влиянием которого Тихонов находился.

Все эти версии неверны, включая и ту которой предлагал верить сам Николай Семенович Тихонов. Даты указанные автором под “Балладой” в первом издании: 1919 – 1921 точно указывают на событие о котором идет речь.
Недавний еще гусар Тихонов, написал эти стихи под впечатлением от лихой, самоубийственно-отважной и сродни кавалерийскому наскоку, атаки торпедных катеров ведомых молодыми английскими лейтенантами, ровесниками Тихонова, на внутренний рейд Кронштадта в ночь с 18 на 19 августа 1919 года. А вернулся он к этой теме в разговорах со своим близким тогда другом Сергеем Колбасьевым – моряком, литератором и разведчиком, в ноябре 1921 года, когда и была написана “Баллада о гвоздях”. Уже через несколько лет сказать об этом было невозможно. И даже на склоне лет, войдя в обойму высшего советского истеблишмента, Тихонов пытался неуклюжей подменой навсегда замаскировать свой юношеских грех очарования храбростью врага, недавнего впрочем союзника.

Воглавлял ночную атаку им лично подобраной команды из неженатых добровольцев лейтенант Огастус (Гас) Эгар…

"Роль алкоголя в произведениях Э.М.Ремарка" | Образовательная социальная сеть

Верхнее фото: Плавучая база подводных лодок “Память Азова” затопленная в Средней гавани Кронштадта в результате рейда торпедных катеров в августе 1919г.

Предисловие. Тень Шарлотты.
Часть 1. Десятилетия под спудом ложных версий.
Часть 2. Курс – ост. Кронштадский кегельбан.
Часть 3. Поэт Тихонов. Дом Искусств.
Часть 4. Мичман Сергей Колбасьев. Писатель который ушел в разведку.
Часть 5. Николай Тихонов. Писатель которого убил страх.

Сейчас читают:  Обзор китайской бензопилы Husqvarna 5200

Оставьте комментарий