Кириллица | Какую пищу запрещено есть староверам

Что пьют староверы? александр хиневич (видео)

«что за снеди!»: правила старообрядческой кухни

«поганую пищу» не едят

Главное, что хотели бы сохранить староверы многих конфессий (а среди них есть и как и вполне привычные нам единоверцы, так и различные экзотические секты) – это чистоту от скверны, которую по их представлениям несет мир.

Есть свидетельства, что даже единоверцы, покупая продукты в магазинах или на рынках потом просят священников, чтобы те прочитали над продуктами молитву, очищающую от скверны.

Старообрядцы-беспоповцы вообще считают, что весь мир – скверна, и нельзя себя сохранить в чистоте, пребывая в нем. Оскверниться можно через совместную трапезу и даже через простое общение с православными христианами (еретиками), с иноверцами или с людьми неверующими.

Именно поэтому они никогда не трапезничали с людьми других конфессий или, как они говорили, согласий, не молились с «неверными». Обязательной молитвой и поклонами «очищали» продукты, попавшие к ним с рынка, но по большей части вообще старались не есть такие продукты.

Особой строгостью в этом отношении отличались федосеевцы и филипповцы. Они до сих пор считают что пища, приготовленная «еретиками» или «неверными» должна освящаться по той причине, что все, кроме староверов, служат дьяволу, и даже если не поклоняются идолам, то все равно «бесы везде живут».

Купленная «на торжище» (на рынке) пища должна освящаться молитвою и сотней земных поклонов. При этом саму пищу нужно для освящения ставить перед образами.

Во многих местах староверы придерживаются суеверия, что если напиток простоял ночь в открытом кувшине то пить его уже нельзя – за ночь в него вошел бес, и он осквернен.

Бухарест-воронеж с медом, пшеницей и любовью

Основа старообрядческого стола – зерна, черный хлеб, грибы, соленья, шишки-орехи, рыба, мед. Как говорит духовный настоятель воронежских старообрядцев, священноиерей Вячеслав, еда должна не утяжелять тело, а его как бы окрылять.

– Пшеница, вода и мед – вот триединство нашей кутьи. Рис и изюм – ни в коем случае. И в семье, и в общине всегда варю только сам и только из настоящей русской пшеницы. У старообрядцев на кухне всегда есть мешок или мешочек с цельной пшеницей. Покупаю ее на Птичьем рынке.

Некоторые предварительно заваривают в термосе. Но я просто засыпаю в кастрюлю с холодной водой, закипит – два часа варю, пока пшеница не станет мягкой. Потом в разваренные остывшие зерна добавляю мед, – рассказал старейший член и основатель воронежской общины Михаил Иванович Смирнов.

Его предки – казаки-старообрядцы – ушли из России в Румынию после восстания Кондратия Булавина. Михаил Иванович говорит, что там, на Дунае, с полсотни русских сел, и сейчас это самые большие в мире старообрядческие общины. Сам он тоже родился в Румынии, окончил Бухарестский университет, но с раннего детства воспитывался в строгих многовековых традициях. В 90-х годах прошлого века познакомился с воронежской девушкой и переехал жить на ее родину.

В Воронеже первым делом начал искать единоверцев. Но никакой общины здесь не оказалось, а на молитву люди собирались друг у друга по домам. Тогда Михаил Иванович подготовил нужные бумаги и зарегистрировал местную религиозную организацию, которая теперь входит в митрополию Московскую и всея Руси Русской Православной старообрядческой церкви.

Он же выхлопотал у городских властей в бессрочное пользование старенький дом на улице летчика Замкина, где в 50-х годах квартировался заместитель областного прокурора – прихожая, большая зала для литургии, задние покои со старинными книгами, кухня, трапезная. На всем отпечаток сдержанности и одухотворенной старины.

– Мне совсем не понравилось, что люди молятся по домам. В Румынии стоят большие русские храмы, а здесь – катакомбы что ли? История староверов в Воронеже драматична. До революции здесь была крепкая община и молельный дом с усадьбой на Никитинской. В 1933-м году общину ликвидировали.

А кто из хранителей традиций остался – теперь уже почти все покинули земной мир. Их дети, внуки, правнуки стали комсомольцами, растворились в светских делах или ушли в приходы воронежской епархии РПЦ, где есть священники. А здесь до появления отца Вячеслава священника в общине не было сто лет, – рассказал Михаил Смирнов.

В православии запреты минимизированы

Христианство практически полностью отказалось от пищевых запретов. Основополагающими в этом стали слова Христа: «…не входящее во устa сквeрнитъ человѣ́кa: но исхoдящее изо устъ, тo сквернитъ челoовѣ́кa» (Мтф.15:11).

Воронежские шишки по-алтайски

Отец Вячеслав приехал с семьей в Воронеж шесть лет назад с Алтая, из Усть-Каменогорска. На городскую квартиру денег не хватило. Купили старый дом в селе Тресвятское. И никто из домочадцев не пожалел.

– У нас там, как на Алтае, ничем не хуже! И зайцы, и лисы, и дятлы с кукушками. И свой сад. На зиму заготавливаем веточки яблони, вишни, малины и потом чай завариваем. А еще вчера мы с бабушкой пекли постные просфоры на воске. Тесто и противень натираем воском, и получается еще вкуснее, чем на масле, – рассказала Настя Акентьева, четырнадцатилетняя дочка священноиеерея Вячеслава.

На Алтае в лесах староверы всегда «шишковали» – сбивали кедровые шишки, шелушили, заготавливали орешки впрок. В Воронеже шишковый промысел семьи отца Вячеслава свелся к приготовлению ароматного и целебного соснового сиропа. Весной, как появляются на соснах нежные зеленые шишечки, Настя и бабушка собирают их, складывают в банку, засыпают сахаром и настаивают до появления тягучего душистого сока. Потом все домочадцы пьют его перед едой по чайной ложечке.

Где у хлеба голова

А в скоромной пище у старообрядцев действует запрет на мясо коня, кролика, зайца, медведя, волка. Также под запретом пища с кровью, например, кровяная колбаса или непрожаренный бифштекс. И еще, например, лягушки. Даже посуда бывает «чистая» и «поганая».

– Многие из наших не покупают продукты со штрих-кодом. Но не еда делает нас старообрядцами. Вот Михаил Иванович ест раков, потому что наши в Румынии их едят. А в России, в лесах – запрещены. Наши деды говорят внукам: «Хлеб надо резать с головы. Где у хлеба голова?».

И детишки вертят его и так, и эдак – где же голова? А это значит: сперва помолиться надо, а потом кушать. Только правильная молитва и служба в храме дарят человеку духовный и физический иммунитет. Так что самая большая добродетель в наше время – постоянство.

Деньги – та еще скверна

Строверам не разрешается молиться в грязной одежде или неумытым. Перед молящимся обязательно должен был лежать «подручник» – специальный коврик, который нужен был для того, чтобы старовер, полагая земной поклон, не прикасался рукой к нечистому полу.

Все, что расположено у человека ниже пояса, считается грязным, и если во время молитвы старообрядец прикоснулся к чему-нибудь, следовало пойти помыть руки и дополнительно помолиться.

Грязными признавались и деньги, после них тоже мыли руки, а если не было такой возможности, то церковную свечу держали через бумагу, дабы не прикасаться к освященной вещи оскверненными руками.

Дело доходило до того, что беспоповцы отказывались хоронить и поминать тех единоверцев, которые умирали «в миру», не очистившись.

Даже церковь считалась оскверненной, если в нее заходил язычник или еретик. Для очищения такой скверны у раскольников существовали свои молитвы, например, «Чин на отвeрзeние церкви, от еретик осквeрншeйся», «Чин на очищение церкви, eгда неверных внидeт кто, или от пияных проказ, или от младенца сквeрна».

В большинстве этих странных традиций православные христиане видят недоверие к Богу и суеверия. Они следуют словам Христа: «Слушайте и разумейте! Не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст, оскверняет человека» (Мф. 15:10).

Дом чист, а баня – погана

Этнографы отмечали болезненную чистоплотность среди староверов Сибири и Севера. В доме некрашеный пол мыли каждую субботу, скобля его ножами и посыпая крупным речным песком, несколько раз в году перед большими праздниками мыли и стены дома. Пол застилали половиками и дорожками, по которым ходили только в чулках или в носках. А если в доме была дочка на выданье, за чистотой следили особо. Иначе считали, что дочь никто не возьмет замуж.

Нечистой, скверной у староверов считалась баня, как место, в котором отсутствует Бог. Поэтому после бани староверы обязательно молились, чтобы снять с себя скверну, а присутствие ванной комнаты и туалета в городских квартирах почитали за осквернение жилища.

Посещать баню запрещалось во время великих праздников и во время строго поста.

Зато обязательное посещение бани предписывалось после купания в море или в реке. Считалось, что старовер, моясь в реке или в море, «сам себя осязал», а значит, грешен. Для очищения ему полагалось прочитать одну лeстовку (лестовкой назывались специальные четки) и положить сто поклонов.

«Нечистым» у староверов считалось даже мыло. Постиранное мылом белье следовало как следует прополоскать в проточной воде, а посуда после такого мытья была оскверненной.

Заварной крем:

2 столовые ложки манной крупы

2 стакана воды с медом

Несколько капель лимона

Ингредиенты варить вместе 15 минут, помешивая ложкой. Охладить и сбить в блендере.

Из крайности в крайность

Но поскольку часть ранних христиан была евреями, вместе с ними в христианство пришли и ветхозаветные запреты, которые то и дело распространялись среди верующих.Уже в Византии появились неканонические запреты на мясо кукушки, ворон, галок, орлов, волков, белок, собак, кошек и куниц.

Протоиерей Георгий Крылов в книге «Понятие «скверна» в Средневековой Руси» указывает, что в Средние века на Руси был распространен запрет на приготовление блюд из осетров, сомов, угрей, морепродуктов, кальмаров и раков. Нельзя было есть собачатину, конину, ослятину, зайчатину, мясо бобра и белки, а свинину ели, только если она «очищалась огнем» – была приготовлена на вертеле.

Русский писатель Николай Семенович Лесков дополнял этот список миногами и налимом, телятиной, черепахой, голубями, медвежатиной, лисятиной и соболятиной.

Особенно были распространены пищевые запреты у старообрядцев и сектантов, например, у старообрядцев-федосеевцев в уставе к скверноядению относят даже чай и сахар, колбасу, кофе, шоколад, мясо ягненка и мясо лебедя. Кроме этого, старообрядцы всегда старались готовить пищу сами, и не покупать «на торжище», чтобы знать кем и из чего она приготовлена.

Таким образом, для современного православного человека наиболее актуальными остаются запреты на употребление в пищу продуктов из крови, павшей скотины, идоложертвенного и дичи, пойманной силками.

Из одной посуды с «еретиками» не пьют

Сибирские охотники, набредавшие во время странствий по тайге на поселения староверов, часто удивлялись, что староверы, дав им напиться воды, тот час же демонстративно выбрасывали кружку. Некоторые объясняли это тем, что старообрядцы опасаются болезней, занесенных охотниками. Но на самом деле посуда, из которой пил «неверный» считалась оскверненной и подлежала уничтожению.

По этой же причине староверы не позволяли черпать из своих колодцев воду чужой посудой или ведрами. После нарушения такого табу вода считалась оскверненной.

Российский этнограф Дмитрий Константинович Зеленин в работе «Восточнославянская этнография» указывал, что погаными, нечистыми у староверов считались домашние животные – кошки и собаки: если кошка понюхала тарелку или собака случайно слизывала с блюда остатки пищи, то такую посуду выбрасывали.

Впрочем, «поганую пищу» можно было снова сделать пригодной для употребления, освятив её святой водой. Если в колодец случайно попадала мышь или кошка, то следовало отлить из него 40 ведер воды, а оставшееся – заново освятить, налив туда святой воды.

Иудейские запреты – христианам не важны?

Впервые в христианской литературе термин «скверноядение» появляется в Четвертой книге Маккавеевской, которая была написана предположительно в I веке нашей эры, то есть возможно, почти сразу после Евангельских событий.

Но возникновение самого понятия связывают с сотником Корнилием, который был обращен в христианство самим апостолом Петром. Корнилий был римлянином, а не иудеем, и после его крещения возник ряд вопросов: следует ли христианам – выходцам из других народов обрезаться, как это принято у иудеев? Следует ли им соблюдать всей иудейские обычаи, в том числе – пищевые запреты?

Для решения такого важного вопроса в столице Иудеи был собран собор, на который пришли апостолы, и было решено, что христианам-неевреям нужно придерживаться простых правил: «воздерживаться от идoлoжертвеннoгo и крoви, и удaвленины, и блудa, и не делать другим того, чего себе не хотите. Сoблюдaя сиe, хoрoшo сделаете. Будьте здрaвы» (Деян. 15:29).

Те христиане, кто преступал это правило добровольно – извергались из церкви Христовой, а те, кто поступал так в силу внешних обстоятельств: были в плену, в рабстве, либо нарушали запрет во время голода – подлежали отлучению от Евхаристии на несколько лет и допускались к ней лишь по прочтению над ними специальной очищающей молитвы.

Как относится старообрядческая церковь к алкоголю и курению?

Каша для возвышения души

На кухню в молельном доме любой член общины может принести продукты и приготовить. Но Великий пост у старообрядцев очень строгий. Первый день поста и страстная пятница – полностью без еды, даже без хлеба и воды. В первую и в последнюю недели вся пища должна быть сырой и без масла.

– Безусловно, пища влияет на духовное состояние человека. И если он ест много мяса, его духовный уровень понижается. А повышается он от овощей, фруктов, зерновых продуктов и хлеба. А если человек еще помолится, сходит на исповедь, то душа его раскрывается, как бутон, – рассказал отец Вячеслав.

Завтрака у староверов нет, только обед и ужин. Нет и вторых блюд с жареными котлетами и гарнирами. Из жареного, пожалуй, только драники.

– «Второе» – это уже советские традиции. А у нас все в основном вареное: каши, щи, куриная лапша, которую сами раскатываем, туго скручиваем, режем. Еда должна как следует насытить, но легко перевариваться. Наш человек работящий, после еды на диван с ноутбуком не заляжет.

Но мы не дикари и не отшельники, как нас иногда пытаются представить. Старообрядцы всегда были на пике прогресса. У них были сосредоточены лучшие станки и мануфактуры, четверть капитала всей царской России. Козьма Солдатенков, Павел Третьяков, Павел Рябушинский, Савва Морозов – это все наши люди, – рассказал отец Вячеслав.

Нижегородская старина: пасхальные щи готовь с осени

Но Михаил Иванович уверен: воронежских старообрядцев в городе и по деревням много. Просто люди до сих пор не знают, что появилась община. И тихо доживают свой век, храня в душе традиции. Недавно к отцу Вячеславу пришел мужчина, чтобы заказать молебен по умершей маме, которая сообщила перед кончиной, что она из старообрядцев.

Человек пришел за помощью на похоронах и остался в общине. Но в основном формируют ее приезжие. Из Казахстана, Румынии, Молдовы, Нижнего Новгорода. Есть врачи, учителя, офицеры. Наконец, стала появляться молодежь. Ведь семьи старообрядцев обычно очень большие.

У Виктора Саввича Питигина из Кишинева в семье 15 человек. У Константина Смирнова, сына Михаила Ивановича, одних только детей шестеро. У заместителя директора государственного бюджетного учреждения культуры «Воронежское государственное гастрольно-концертное объединение», то есть областной филармонии (в здании бывшего Дома офицеров)

– Варю уху из кеты, кижуча или любой красной рыбы, с добавлением болгарского перца и помидоров. Главное – солить только в самом конце и дать настояться, – объяснила Елена. – Здесь на кухне много блюд, которые у воронежцев не приняты. Мы привезли эти традиции из Нижнего Новгорода и всех научили.

Вот, например, зеленые щи на Пасху начинаем готовить осенью. Только самые нежные, самые зеленые листья капусты засаливаем в банку. Перед праздником перекладываем их в горшок, туда же – репчатый лук, мясо и – в русскую печь. У себя в Нижнем только в русской печи все и готовим.

Здесь у нас таких условий нет, поэтому на Пасху всей семьей уезжаем на родину, чтоб все праздничные блюда готовить в русской печи. А еще по осени собираем грибы волнушки, тоже солим в банках, и вот это уже на “ура” идет сейчас, в щи на Великий пост: засоленные грибы, зеленая капуста, лук и картошечка.

Традиции и быт старообрядцев. выго-лексинское общежительство

В 1694 г. из обосновавшихся на р.Выг в Олонецком уезде (Заонежье) беглецов-пустынников образовалась община во главе с бывшим церковным дьячком из Шунгского погоста Даниилом Викуловым. (По его имени общежитие часто называлось Даниловым, а старообрядцы-поморцы – иногда даниловцами).

Объединенные усилия быстро принесли плоды. Уже через четыре года Выг располагал многоотраслевым хозяйством: распаханы значительные площади земли под пашни, заведены огороды, разведен в большом количестве скот, организованы торговля, зверовые промыслы на Белом море, ремесленное производство.

В 1694 г. из обосновавшихся на р.Выг в Олонецком уезде (Заонежье) беглецов-пустынников образовалась община во главе с бывшим церковным дьячком из Шунгского погоста Даниилом Викуловым. (По его имени общежитие часто называлось Даниловым, а старообрядцы-поморцы – иногда даниловцами).

Объединенные усилия быстро принесли плоды. Уже через четыре года Выг располагал многоотраслевым хозяйством: распаханы значительные площади земли под пашни, заведены огороды, разведен в большом количестве скот, организованы торговля, зверовые промыслы на Белом море, ремесленное производство.

Число поселенцев пустыни достигало 2000 человек, больших жилых (братских) келий было 14, настоятельские кельи на жилых подклетах были “подобны светлицам”, с изразцовыми печами и стенными часами. К началу XVIII в. сложился архитектурный облик общежительства: в центре соборная часовня с трапезной и столовой, колокольня, по периметру располагались больница, жилые кельи, хозяйственные службы. Все это было окружено высокой стеной, за которой располагалась гостиница для паломников. Через р.Выг был построен мост.

Все было устроено по подобию большого монастыря. Выговское общежительство нередко именуют монастырем, хотя там, кроме начального периода, почти не было монахов; здесь жили миряне. Однако внутренняя жизнь: раздельное проживание мужчин и женщин (в 1706 г. женская часть была переведена за 20 верст на р.Лексу) и управление были устроены по типу монастыря. (Ил. 3).

Настоятелей называли киновиархами (от греч. “киновия” – монастырь). В скитах, разбросанных на 40 верст вокруг по подчиненной округе – суземку, – разрешалось проживание семьями. В конце XVIII в. суземок включал до 30 селений с числом жителей до 17000 человек. (Е.М.Юхименко. Культура).

Исключительно широкий организационный и просветительский характер носила деятельность второго и третьего киновиархов – братьев Андрея и Семена Денисовых (1703 – 1741 гг.). (Ил.32). Были устроены школы для детей и взрослых, куда привозили учеников из отдаленных мест, специальные школы для писцов книг, певчих, организована подготовка иконописцев.

Собрана богатейшая библиотека и возникла собственная литературная школа. Обычно её рассматривают как ориентированную на традиции древнерусской литературы. Последние исследования показали, что в выговской литературной школе традиционализм сочетался с новаторством, а созданные там произведения вполне соответствуют процессам, происходившим в русской литературе и культуре XVIII в. (Гурьянова).

В Выго-Лексинском монастыре процветали разнообразные ремесла и рукоделия. Через обучения в общежительских мастерских и школах художественные традиции переходили в крестьянскую среду. Выг, благодаря огромным доходам, поддерживал не только волость (суземок)

, но и весь Повенецкий уезд Олонецкой губернии, привлекал большое число работников и работниц, хорошо оплачивал их труд. Активная деятельность Выгореции способствовала тому, что в XVIII – XIX вв. население всего Севера, особенно крестьянство, было сильно подвержено влиянию старообрядческой идеологии.

И не одного Севера. Представительства (миссии) общежительства имелись в Петербурге, Архангельске, поволжских городах; цепочка их от Верхокамья через Урал (Таватуй, Невьянский завод), Кошутскую пустынь на р.Тавде, Тобольск, Ишимские степи протянулись в Сибирь, вплоть до Алтая.

До второй половины XVIII в. Даниловский монастырь во многом выполнял роль идейно-организационного центра всей беспоповщины. Но даже после того, как он её утратил, выголексинские литературно-художественные традиции оставались определяющими для беспоповских течений староверов.

Вопрос о художественном наследии Выго-Лексинской старообрядческой пустыни был поставлен в 1926 г. В.Г.Дружининым, первым собирателем и исследователем созданных здесь памятников изобразительного искусства.

Одной из первых, как отмечал В.Г.Дружинин, появилась в монастыре необходимость в книгах и иконах. При переписке книг выработались особые приемы каллиграфии, полууставного письма (известного как поморский полуустав), вязи, инициалов. Развился и характерный стиль орнамента, получивший название поморского.

Декор выголексинских книг складывался постепенно, коллективным трудом переписчиков и художников первого поколения жителей Выга. На начальном этапе развития выголексинской книжности большое влияние на поморцев оказала эcтетика “дониконовской” печатной книги, особенно издания Московского печатного двора.

Конец 10-х – начало 20-х гг. XVIII в. – время становления собственной писцовой школы и орнаментики того типа, который называют поморским. В дальнейшем выговские художники книги начинают все больше ориентироваться на яркое прикладное искусство, освобождаясь от прямого влияния типографских образцов (Плигузов).

Для этого периода характерна особая пластичность почти объемных, рельефно выпуклых, нарядных узоров заставок, концовок, фронтисписов. Преобладает крупный лиственный барочный узор из завитков, вазонов, виноградных лоз, мотивов птиц, часто встречаются пышные рамки на титульных листах и заглавные буквы, украшенные фантастическими переплетениями свободных штрихов с цветами и листьями.

Несмотря на некоторое однообразие в построении орнамента, фантазия художников находила все новые и новые решения. На фронтисписах встречаются портреты выговских киновиархов и писателей, на титульных листах и заставках – мотивы, заимствованные из других областей искусства, например, из архитектуры: колонок, обвитых лозами винограда с гроздьями из архитектуры XVII в. и др.

В течении всего XVIII – первой половины XIX в. выголексинские мастера развивают и совершенствуют свой стиль. Переписка книг для собственных нужд и на продажу становится важнейшей отраслью поморской “промышленности”, а оформление книг, основанное на разделении операций, напоминает деятельность типичных центров народных промыслов.

В первой четверти XIX в. в одной только Лексинской мастерской перепиской рукописей было занято несколько сот женщин-“грамотниц”. Ежегодный доход Выголексинского общежительства от продажи рукописных книг оценивался в это время властями в 10000 руб. Списывание книг в Карельском Поморье не прекратилось и после закрытия общежительства правительством в 50-х гг. XIX в.

Оно продолжалось в скитах, старообрядческих селах и деревнях выходцами с Выга и Лексы в организованных ими школах, которые просуществовали вплоть до начала XX в. В 1941 г. В.И.Малышев записал в с.Нюхча рассказ А.Д.Носовой, более двадцати лет занимавшейся перепиской рукописей в скитской школе. Это уникальное свидетельство, освещающее быт книгописцев и технику книгописного дела. (Малышев, 1949).

После сверки текста рукопись переплетали. Корки переплета почти всегда ставились деревянные и покрывались телячьей кожей, иногда бархатом или сукном, на менее важных книгах они делались картонными и даже бумажными.

Книжные переплеты украшались орнаментом, сделанным при помощи тиснения горячим способом, при котором иногда применяли листовое “золото” (бронза и поталь) и серебро. На кожу, выкрашенную обычно в черный или коричневый цвет, накладывали листы “золота” или серебра, на них клали разогретые на углях медные орнаментированные пластинки, называемые “глагольными” (с надписью “книга глаголемая”), “средниками” и “наугольниками”, а затем кожу вместе с листами и горячими пластинками ставили под пресс.

Для тиснения рамочных украшений имелись “дорожник” (медный полукруг) и “чеканка” – медное колесо на длинной ручке. Подобный способ изготовления рукописной книги зафиксирован новосибирскими археографами на Алтае в 60-х гг. нашего века. (Покровский, 1988. С.24-30).

Поморский орнамент охватил и другие сферы художественного творчества выговцев. Вместе с рукописями им стали декорировать рисованный лубок (настенные картинки), иконы, меднолитую пластику. Орнамент распространился и в росписи на бытовых деревянных изделиях, которые производились в общежительстве в XVIII и XIX вв.

Расписывали прялки, шкафчики для посуды, столешницы, сани и прочую домашнюю утварь повседневного обихода. За пределами монастыря искусство выговцев перенимали целыми селениями крестьяне и этим кормились. Роспись по дереву даниловских художников и мастеров из окрестных мест относят к Олонецкой школе.

Классификация центров росписи по дереву северной России имеет много мелких градаций и разночтений у разных исследователей. Э.П.Винокурова полагает, что явной близостью к Олонецкому отличается Каргопольский, Пудожский и Медвежьегорский (Повенецкий, Заонежский – по разным определениям) центры.

Все они тяготеют к Выгу стилистически, а территориально располагаются фактически на землях бывшего Выговского суземка. Мастера этих центров испытывали влияние выговских художников, а иногда даже учились у них. Примером могут служить отец и сын М.И. и И.М.

Абрамовы из заонежской дер. Космозеро. Старообрядец М.И.Абрамов в середине XIX в. изучал у даниловского старца иконопись. Впоследствии исполнял, кроме иконописных, малярные, столярные и др. работы. Переписка книг была его любимым занятием. Сын учился у отца и с 12 лет расписывал дуги, сани, прялки, наличники и фронтоны домов. Иногда мастер вводит в свои росписи орнаментальные дополнения, характерные для рукописных книг. (Культура. С.39).

Е.И.Иткина показала, что большое влияние на развитие росписи по дереву, её сюжетики оказал рисованный лубок. И.Н.Уханова выделяет как основной фактор влияния на роспись по дереву книжную миниатюру. К этому же склоняется В.Г.Дружинин. В целом, по-видимому, и поморский орнамент, и выговские книжная миниатюра и рисованный лубок внесли свою лепту в развитие росписи по дереву.

Сама поморская книжная миниатюра исследована мало. В.Г.Дружинин называет лишь иллюстрации к “Апокалипсисам”. Большой интерес в качестве образца “промыслового” характера книгописной деятельности Выго-Лексинского общежительства, в том числе и при создании книжной иллюстрации, представляет лицевой сборник с “Апокалипсисом с толкованиями Андрея Кесарийского” 1840-х гг.

из Древлехранилища УрГУ, полученный у поморцев в Курганской области. На Выге на хорошем профессионально-ремесленном уровне были изготовлены, судя по всему, только основы 71 миниатюры для “Апокалипсиса Толкового” с прорисовками фигур. Затем этот “полуфабрикат”, вероятно, попал в Сибирь (хорошо известно, что посланцы Выга постоянно разъезжали по поморским общинам России для сбора подаяний, продажи книг и икон), где фигуры были раскрашены, на миниатюрах дорисованы примитивные пейзажные фоны и интерьеры, добавлены такие же заставки и инициалы, написан текст рукописи.

Выговская книжная миниатюра нашла своеобразное воплощение в появлении иллюстрированных настенных “Месяцесловов”. “Месяцесловы” – годичная роспись православных праздников и поминаний выполняли роль календарей и пользовались большим спросом. Поэтому их стали выделять из книг и расписывать на отдельных листах, которые удобно вешать на стену, чтобы они всегда были перед глазами.

Вместе с тем, иконопись – это, пожалуй, наименее изученное искусство из всего художественного наследия Выга. В.Г.Дружинин сделал некоторые наблюдения над стилистикой выговских икон, которые и сегодня остаются теми признаками, по которым можно с трудом атрибутировать здешние произведения.

Он отмечал, что на начальном этапе формирования даниловской школы мастера “подражали иконам Соловецкого письма, а потом Строгановского”. На иконах второй четверти XVIII в. лики белые, середины и второй половины XVIII в. – желтые, конца XVIII в. – красно-коричневые.

Мотивы палатного письма заимствованы из произведений царских изографов конца XVII в. Мастера стали сильно оживлять золотом пробелку облачений, в конце XVIII в. появляется тип позема, напоминающий тундру, покрытую мхом, с растущими на ней низкими елками. В XIX в. исследователь отмечает “охристый оттенок” ликов, сильно вытянутые пропорции фигур и украшение одежд золотом и узорочьем.

Меднолитая пластика среди всего выговского наследия имеет наибольшую распространенность и известность. Она получила развитие в общежительстве, по крайней мере, с начала XVIII в. Выговцы отливали различные изделия из меди: кресты, складни, образки, пуговицы, чернильницы, накладки и застежки для книг и т.п.

Технология и стилистика медных даниловских литых крестов и иконок получила распространение в других старообрядческих центрах России, где тоже было организовано производство так называемого поморского литья, как и на Выге часто украшавшегося финифтью (эмалью).

“Необходимость отливки медных крестов и створов (иконок-складней), – по мнению В.Г.Дружинина – явилась у поморцев в связи с вопросом о форме креста, титлы (типа и содержания надписей) на нем, о запрещении молиться на чужие иконы и потребностью иметь при себе собственную правильную икону во время странствий и путешествий”.

Добавим, что массовое тиражирование меднолитых культовых изделий не только позволяло снабжать единоверцев “правильными” образами, но и обеспечивало значительные доходы общежительству. Как и все старообрядцы, поморцы признавали восьмиконечный крест, но только с надписью Царь Славы IC XC НИKА.

Принятые у беспоповцев-федосеевцев кресты с “Пилатовой титлой” I.H.Ц.I. (Исус Назаретянин Царь Иудейский), они отвергали. В конце XVIII в. на петербургском и московском соборах федосеевцы приняли поморский тип надписи на кресте. В первой половине XIX в.

Впрочем, производство культового медного литья старообрядцами началось еще до Выга. Не позднее начала 1680-х гг. неизвестный автор Послания “о антихристе и тайном царстве его” из зауральского Далматовского монастыря писал, что в Тюмени льют кресты “с голубками” т. е. с изображением в верхней части креста над Распятием благославляющего Саваофа, а под ним Св.

Побудительными причинами для развития на Выге другой области пластики: резьбы по дереву – традиционного искусства северян, – первоначально также были собственные нужды общежительства. Обряд похорон требовал установки на могиле не простого креста, но миниатюрного подобия часовни – креста-голбца в виде резного столбика с причеликами, наподобие двускатной крыши.

Столбики-голбцы ярко раскрашивали, а в середине укрепляли поминальную икону – литую из меди, или писанную, или резную на дереве намогильную доску (“намогильничек”). Кладбище с такими крестами-часовенками напоминали мертвый городок. В резьбе намогильников выговцы достигли большого мастерства.

Их искусство настолько прославилось, что на протяжении XVIII – XIX вв. они снабжали своими изделиями заказчиков из старообрядцев по всему Северу вплоть до Нижней Печоры, в Заволжье и даже на Урале: на кладбище местного оплота поморской веры с.Таватуй недалеко от Екатеринбурга в 60-х гг. XX в. имелись намогильные доски выговской работы.

Помимо переписки книг и рисования “грамотницы”, как и другие живущие в общежительстве женщины, занимались шитьем. Золотое и серебряное шитье) -традиционное мастерство древнерусских рукодельниц, применялось при изготовлении поясов и гайтанов (лент для ношения крестов), лестовок (старообрядческих четок), бумажников и кисетов.

Лексинские мастерицы изготовляли и расшивали также кички – головные уборы поморских старообрядок в виде расширяющихся кверху шапочек из парчи, бархата и шелка на твердой основе. В описании 1816 г. женского монастыря Лексинского поселения, где проживало в то время 720 женщин, говорится:

“Упражнение их состоит в зимнее время в пряже, тканье, и вышивании золотом и серебром, которые вещи они продают и получаемые деньги кладут в общую казну”. Особенно любили в обители шитье тамбуром. На рубеже XIX-XX вв. в Повенецком уезде насчитывалось около 500 вышивальщиц.

Другой доходный промысел, которым занимались выговцы в XVIII-XIX вв. ради пропитания – изготовление туесков из бересты на продажу. Туеса представляли собой декоративные изделия сплошь покрытые резьбой. В одном из соборных наставлений 1720-х гг. говорится о запрете вольной продажи туесов, что “сделаны не по чину пустынному, но с прикрасами мирскими”. Однако сама резьба была столь искусной, что дополнительных украшений не требовалось.

На Выге создавались также резные деревянные иконы и поклонные кресты, гравюры с портретов наставников и основателей монастыря, картины маслом с назидательными, портретными и прочими сюжетами. Выговский центр стал также родоначальником искусства рисованного лубка.

Иногда его называют акварельным лубком. Рисованный лубок исполнялся по легкому карандашному рисунку жидкой темперой: красками на яичной эмульсии или камеди (клейких веществах различных растений). У идеологов староверия существовала настоятельная потребность в разработке и популяризации идей и сюжетов, обосновывавших приверженность “старой вере” наглядными способами передачи информации.

Просветительские задачи, потребность в наглядной апологетике способствовали зарождению и распространению в среде старообрядческого населения сначала Севера, а затем и центра России искусства рисованных настенных листов религиозно-нравственного содержания.

Рисованный лубок родился в середине XVIII в. (Иткина Е.И. С.37-39). Опираясь на высокую культуру рукописной книжной традиции, бережно хранившейся в среде старообрядческого населения, художники “переплавили” готовую форму печатного лубка (гравированной настенной картинки), имевшего к тому времени широко разработанную тематику и выпускавшегося большими тиражами, в иное, новое качество.

Из иконного художества рисованный лубок впитал одухотворенность и изобразительную культуру. Развиваясь в среде крестьянских художников или в старообрядческих общежительствах, где тоже преобладали крестьяне, рисованный лубок в то же время был искусством станкового характера, искусством иллюстрации, а не украшения необходимых в быту вещей, каким преимущественно являлось крестьянское искусство.

Рисованный лубок поэтому оказался более зависимым от искусства городского, ремесленного, профессионального. Отсюда его стремление к “картинности”, заметное влияние барочных и рокайльных приемов. Крестьянская среда добавила к художественной природе рисованного лубка фольклорную традицию и образы народного коллективного сознания.

Е.И.Иткина в поморской школе рисованных картинок выделяет три отличающихся друг от друга направления. Первое представлено наибольшим количеством картинок и характеризуется яркостью. праздничностью, наивной лубочной открытостью. На этих рисунках, всегда выполненных на белом незакрашенном фоне, расцветает мир фантастической, сказочной красоты.

Вторая разновидность поморских листов отмечается изысканной жемчужно-розовой гаммой. Лубки обязательно большого формата выполнялись на тонированном фоне и отличались мастерством исполнения. В картинках третьей категории особенностью является использование характерного для поморского орнамента мотива вьющегося акантового листа.

Листья аканта сочетаются с традиционными птицами. В 1840-1850-е гг. в связи с репрессиями против Выговского и Лексинского монастырей производство рисованных картинок снизилось. Но и после закрытия общежительства в тайных деревенских школах в Поморье вплоть до начала XX в. продолжалось обучение детей старообрядцев, переписка книг и копирование настенных картинок.

Трапезная уха от елены головановой

1 луковица

1 морковь

5-6 картофелин

1 болгарский перец

Помидоры по вкусу

Любая «красная» рыба (горбуша, кета, кижуч, форель, семга) – в основном голова и плавники

Черный перец, лавровый лист

Вода 5 литров

В закипевшую воду крупно порезать картофель.

Как снова закипит, выложить в кастрюлю рыбу, лавровый лист, черный перец горошком и пропассерованные на подсолнечном масле лук, морковь, болгарский перец, помидоры.

Через пять минут после того, как снова закипит, добавить зелень.

Посолить уху по вкусу перед самым выключением огня.

Дать настояться полчаса.

Шоколадная коврижка:

1,5 стакана муки

0,5 стакана подсолнечного масла

Два банана

Какао-порошок – по вкусу

При замешивании теста можно добавить немного газированной минеральной воды

Вымесить, раскатать и запечь в духовке.