Из истории русской культуры чаепития
К середине XVIII века чай в России употребляли больше, чем в Европе а в Москве больше, чем в Петербурге. Петербуржцы начинали день с кофе. “А я, проспавши до полудня, курю табак и кофий пью”,— писал Г.Р. Державин.
По словам бытописателя Москвы И.Т. Кокорева, чай был пятой стихией жителей Белокаменной. В начале XIX века москвичи предпочитали пить чай из стаканов и многие, как свидетельствует Д.И. Свербеев, с недоверием относились к петербургскому обычаю разливать чай в большие чашки.
Благодаря драматургии Островского, отмечает историк русской кухни В.В. Похлебкин, с последней трети XIX века чай стал считаться в русском народе купеческим напитком, «несмотря на то, что в действительности, исторически он был с середины XVII и до середины XIX века, то есть, в течение 200 лет, преимущественно, а иногда и исключительно, дворянским! Но дворянская литература, как ни старалась отразить этот исторический факт, не преуспела в этом отношении».
Художественная литература, может быть, и не преуспела, а вот мемуарная содержит огромное количество описаний чайного стола, который имел очень важное значение в жизни дворянства. Из мемуарных источников мы узнаем о ценности чая в дворянской среде начала XIX века.
П.П. Соколов, сын знаменитого живописца П.Ф. Соколова, вспоминал: «Чай тогда только что начинал входить в употребление, и лишь у очень богатых людей его подавали гостям. Цыбик прекрасного чаю был подарком незаурядным».
Помещицы хранили чай не в кладовой, не на кухне, а у себя в спальне, в комоде.
Сахар в помещичьей среде был также большой редкостью. Сама хозяйка ведала выдачей сахара.
«Сахар в доме у нас ценился чуть-чуть не наравне с золотом, — вспоминает Д.И. Свербеев, — расчетливая тетушка как бы отвешивала каждый кусочек, запирала его за тремя замками и в ее отсутствие, а иногда и при ней бывало немыслимо достать себе кусочек этого обыкновенного лакомства, которого через несколько лет после у меня на заводе с грязного пола сушильни сметались рабочими метлами целые кучи».
Продукты, сопровождающие чай, были самые разнообразные: сахар, молоко, сливки, варенье, хлебные и кондитерские изделия. Пить чай по-русски означало пить его с едой и сладостями.
П.А. Смирнов в «Воспоминании о князе Александре Александровиче Шаховском» приводит рассказ драматурга о его знакомстве в 1802 году в мюнхенской гостиннице с Гёте. Знаменитый немецкий поэт пригласил князя Шаховского «вечером придти к нему на чай».
«Настал вечер, и после размена разных учтивостей, относящихся к обоим лицам, они вскоре познакомились и занялись толкованием о литературе германской, а в особенности русской. Среди разговора им подан был в самом деле чай, но без обычных наших кренделей и булок. Князь, имея обыкновение пить чай с чем-нибудь сдобным, без церемонии позвал человека и велел ему принести несколько бутербродов или чего-нибудь в роде этого. Приказ был исполнен; вечер пролетел и кончился очень приятно, но каково было удивление князя Шаховского, когда утром ему подали счет, в котором было исчислено, с показанием цен все съеденное им в гостиннице, ибо Гёте отказался от платежа, отзываясь, что он князя звал на чай, а не на требованные бутерброды».
Особенно любили дворяне пить чай с вареньем. Иностранцы с восторгом отзывались о вкусе русского варенья.
Служивший в рядах французской армии голландец генерал Дедем, вспоминая свое пребывание в Смоленске в 1812 году, писал: «Я ел на ужин варенье, которое было превосходно; судя по огромным запасам, которые мы находили везде, в особенности в Москве, надо полагать, что русские помещики истребляют варенье в огромном количестве».
Варенье было любимым кушаньем русских дворян. На обеде у министра юстиции Д.П. Трощинского «<…> шампанское лилось рекою, венгерское наполняло длинные бокалы, янтарный виноград таял во рту и услаждал вкус; одних варенье в было 30 сортов».
Из воспоминаний А.М. Фадеева узнаем, что даже в буфете петербургского театра среди разных закусок, стоявших на столе, помещалась «огромная ваза, вроде чана, с варением».
Известно, что любимым вареньем А.С. Пушкина было крыжовенное. Н.О. Пушкина, мать поэта, с удовольствием готовила варенье, живя летом в имении Михайловское. «<…> Сегодня я пешком ходила в Михайловское, что делаю довольно часто, единственно чтобы погулять по нашему саду и варить варенье; плодов множество, я уж и не придумаю, что делать с вишнями; в нынешнем году много тоже будет белых слив», — пишет она в августе 1829 года дочери в Петербург.
Наверняка многие хозяйки могли похвастаться вкусом сваренного ими варенья. И не только хозяйки. Князь Д.Е. Цицианов «всегда сам варил варенье за столом в серебряной чаше на серебряной конфорке».
Со времен войны 1812 года широко известен был чай с ромом, неоднократно упоминаемый А.С. Пушкиным.
В «Старой записной книжке» П.А. Вяземского в разделе «Гастрономические и застольные отметки, а также и по части питейной» помещен такой анекдот: «Хозяин дома, подливая себе рому в чашку чая и будто невольным вздрагиванием руки переполнивший меру, вскрикнул: «Ух!». Потом предлагает он гостю подлить ему адвокатца (выражение, употребляемое в среднем кругу и означающее ром или коньяк, то есть, адвокатец, развязывающий язык), но подливает очень осторожно и воздержно. «Нет, — говорит гость, — сделайте милость, ухните уже и мне».
Однако следующий анекдот (из рукописей Ивана Маслова) позволяет говорить о том, что чай с ромом был известен в России еще в XVIII веке: «Известный Барков, придя к Ивану Ивановичу Шувалову, угащиваем был от него чаем, причем приказал генерал своему майордому подать целую бутылку настоящего ямайского рому, за великие деньги от торговавшего тогда некоторого английского купца купленную. Разбавливая же оным чай и помалу отливая да опять разбавляя, усидел Барков всю бутылку, а потом стакан на блюдце испрокинувши, приносил за чай свое его превосходительству благодарение. Почему, измеряясь над оным сострить, предложил ему сей вельможа еще чаю. На сие Барков: «Извините, ваше превосходительство, ибо я более одного стакана никогда не употребляю».
Чай пили как за большим столом, так и за отделным чайным столиком. Обычай разливать чай за отдельным столом пришел в Россию из Европы в последнюю четверть XVIII века.
«Перед диваном стоял стол замореного дерева, покрытый чайной пунцовой скатертью ярославского тканья. На столе — чайный прибор, продолговатый, с ручкою наверху, самовар красной меди, больший поднос с низенькими, на китайский образец, чашками, масло в хрустальной граненой, маслянице, сухари и тартинки в корзинках, сливки в кастрюлечках», — читаем в повести А. Заволжского «Соседи», опубликованной в «Московском наблюдателе» за 1837 год.
7 сентября 1815 г. помещица Е.П. Квашнина-Самарина записывает в дневнике: «Купить в Петербурге: карту Европы, книгу землеописания России; для чайного стола ярославскую салфетку величиною 1 арш. 10 верш., голубую с белым».
Ярославские скатерти или салфетки (в зависимости от размера чайного стола) были очень популярны в пушкинское время. В XVIII веке, предпочтение отдавалось голландскому столовому белью. В следующем столетии в России начинают производить превосходное льняное полотно. Новгород и Ярославль становятся центрами льняной промышленности. Любопытно, что салфетки для чайных столов были как белые, так и цветные.
Чайный стол сервировался заранее. Удовольствие разливать чай за столом хозяйка могла уступить только взрослой дочери. Хороший тон не рекомендовал гостям дуть на чай, чтобы он остыл и пить чай из блюдечка. Рассказывая о нравах иркутских дворян, И.Т. Калашников отмечает: «Пить чай досыта почиталось невежеством. Старые люди говорили, что гости должны пить одну чашку, три чашки пьют родственники или близкие знакомые, а две — лакеи. Подаваемые сласти брали, но есть их также считалось неучтивостью. Гостья брала их и клала куда-нибудь подле себя».
Трудно сказать, в какое время возник у русских обычай «опрокидывать» на блюдце чашку вверх дном, давая тем самым понять хозяйке, что больше чая предлагать не следует.
«Вторую чашку Лука Иванович начал пить с толком и вдыханием аромата, паром поднимавшегося над чашкой, — читаем в воспоминаниях А.Е. Ващенко-Захарченко. — Переворотив чашку на блюдечке, дядюшка поставил ее на стол, но радушная хозяйка молча принесла третью и просила дядюшку еще кушать».
Накрыть чашку блюдцем также означало, что чаепитие завершилось.
В Европе существовал другой обычай.
Об этом рассказывает в записках А.А. Башилов: «В Дрездене жил граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский. Как русскому не явиться к такому человеку? Покойный Александр Алексеевич Чесменский приехал за мною и повез меня к старику. Не могу умолчать вам, друзья мои, что вечер этот чуть не сделался для меня Демьяновой ухой, и вот как это было: расфранченный и затянутый, приехал я к графу; мне тогда было 20 лет, следовательно, и молодо, и зелено. Граф меня очень милостиво принял, и на беду — это случилось в тот час, когда гостям подают чай.
Тогдашний обычай нас, русских вандалов, состоял в том, что, ежели чашку чаю выпьешь и закроешь, то значит: больше не хочу; а у просвещенных немцев был другой обычай: надобно было положить в чашку ложечку, и это значит: больше не хочу.
Вот я выпил чашку и закрыл; минуты через две подали мне другую; боясь отказать человеку, чтоб его не бранили, я выпил и опять закрыл, и уже вспотел, бывши стянут, как я уже выше сказал. О, ужас! Является опять третья чашка; боясь навлечь негодование, как я выше сказал, я и третью выпил.
Наконец, является четвертая; как пот лил с меня градом, я решился сказать: «Я больше не хочу». А он, злодей, желая себя оправдать, весьма громко мне сказал: «Да вы ложечку в чашку не положили».
Тут я уже не только что пропотел, но от стыда сгорел и взял себе на ум — вглядываться, что делают другие, а русский обычай оставить».
Европейский обычай класть в чашку ложечку, вместо того, чтобы опрокидывать чашку, ввел в Петербурге П.П. Свиньин.
«По крайней мере он уверял в этом всех и каждого, и не только словесно, но даже печатно, именно в предисловии к книге, изданной им в 20-х годах, иллюстрированной видами Петербурга», — свидетельствует В.П. Бурнашев.
С европейскими «питейными» обычаями русских читателей знакомил «Московский курьер». На страницах этого издания помещались следующие заметки: «Знатные люди, или богатые, совсем не пьют чаю или кофе; но шоколад и другой напиток, сделанный из разных пряных кореньев, уваренный вместе с яйцом и сливками, поутру охотно всеми употребляется с сахарными сухарями, которые служат вместо сахару».
В разделе «Изобретения» находим другое сообщение: «В Швеции продают чай, который не есть чай; в Париже выдумали род сего же напитка и назвали: кофей здоровья, для составления которого употребляют -почти все специи, кроме настоящего кофея. Напиток сей в древности был употребляем греками и состоял из сарачинского пшена, простой пшеницы, миндаля и сахару, смешенного и истертого вместе. Кофей сей потому называют кофеем здоровья, что настоящий поистинне может носить имя кофея нездоровья. Желательно знать, так ли будет употреблено здоровое, как употребляли нездоровое».
Однако ни горячий шоколад, ни «кофей здоровья», ни другие модные в Европе напитки не пришлись так по сердцу русскому дворянству как крепкий душистый чай.
Лаврентьева Е. “Культура застолья 19 века. Пушкинская пора”.
http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/lavr/02.php
§
§
Принцесса Аликс родилась в разгар немецкого лета – 7июня 1872 года. Православная Церковь празднует в этот день третье обретение главы честного и славного пророка, Предтечи и Крестителя Иоанна.
В семье ее лаского называли “Sunny” (“Солнышко”). “Малышка похожа на Эллу, только черты лица у нее поменьше. Глазки все еще темные, опушенные очень черными ресницами; волосы же скорее каштанового оттенка.Она – чудесная и жизнерадостная маленькая личность, неумолимая хохотушка и с ямочкой на одной щеке – совсем как у Эрни”, – писала об Аликс принцесса Алиса своей матера 14 августа 1872года.
БРОШЬ ГОСУДАРЫНИ.
28 июля 1918 года следователь Николай Соколов, в связи с порученным ему расследованием убийства царской семьи, прибыл в негостеприимный уголок екатеринбургского леса. Мрачное место называлось зловеще: «урочище Четырех братьев». Именно здесь, по данным следствия, произошло страшное и кровавой действо: расчленение, сжигание и захоронение останков Государя и его семьи. Все, что было найдено вокруг шахты, скрупулезный следователь занес в специальную папку, аккуратным почерком выводя: «На руднике в урочище Четырех Братьев найдено: Предмет №….», а дальше подробно перечислялись многочисленные осколки бриллиантов, кусочки стекол от очков, пряжки от туфель и крючки от корсетов казненных… Длинный список… Вот. «Предмет №52. Часть разрушенного украшения с бриллиантами. Украшение имеет настоящие бриллианты, высоких свойств, оправленные в чистое серебро…» Бывшая фрейлина Тутельберг на следствии показала: «Я вижу часть украшения с бриллиантами… Это она – брошь Государыни».
«Со следами разрушения, а также ударов по ней твердым предметом» – видно, эту брошь пытались уничтожить так же, как ее хозяйку. Только вот упрямые бриллианты остались живы. А иначе быть не может – ведь у этой броши такая судьба…
Аликс Г. – так называл в своих дневниках будущий монарх всея Руси свою возлюбленную. «Я мечтаю когда – нибудь жениться на Аликс Г. Я люблю ее давно, но особенно глубоко и сильно с 1889 года, когда она провела 6 недель в Петербурге. Все это время я не верил своему чувству, не верил, что моя заветная мечта может сбыться»… Эту запись Наследник Николай сделал в 1892 году, и он действительно не верил в возможность своего счастья. Родители ни под каким предлогом не разрешали ему брать в жены принцессу из столь незначительного герцогства. Император настаивал на французской принцессе (ему нужен был прочный союз с Францией!), но у Николая были свои тайные планы. Их первая встреча с Аликс произошла еще в 1884 году. И все эти годы он не мог забыть ее – стройную, голубоглазую и очень серьезную девочку из маленького немецкого Дармштадта. Будучи в гостях у своей сестры Эллы в Петербурге, Аликс приглашалась на светские мероприятия. Вердикт, вынесенный высшим светом, был жесток: «Необаятельна. Держится, словно аршин проглотила». Какое дело высшему свету до проблем маленькой принцессы Аликс? Кому интересно, что она растет без матери, очень страдает от одиночества, застенчивости, и страшных болей лицевого нерва? И только голубоглазый наследник был поглощен и восхищен гостьей без остатка – он влюбился! Не зная, что делают в таких случаях, Николай попросил у матери элегантную брошь с бриллиантами и тихонько вложил в руку свой двенадцатилетней возлюбленной. От растерянности она ничего не ответила. На следующий день гости уезжали, давался прощальный бал и Аликс улучив минуту, быстро подошла к Наследнику и так же молча вернула ему в руку брошь. Никто ничего не заметил. Только между ними теперь оказалась тайна: почему она ее вернула?
И почему получив долгожданное родительское благословение, Николай никак не мог уговорить Аликс стать его женой? Ведь она его любила – он это видел, чувствовал. Чего стоило ему уговорить своих могущественных и авторитарных родителей на этот брак! Он боролся за свою любовь и вот, долгожданное разрешение получено! Николай едет на свадьбу брата Аликс в Кобургский замок, где все уже подготовлено к тому, что Наследник Российского Престола сделает предложение Аликс Гессенской. Свадьба шла своим чередом, только Аликс… плакала.
«Нас оставили вдвоем, и тогда между нами начался тот разговор, которого я давно и сильно желал и, вместе, очень боялся. Говорили до 12-ти часов, но безуспешно, она все противится перемене религии. Она, бедная, много плакала». Но в одной ли религии дело? Вообще, если посмотреть на портреты Аликс любого периода ее жизни, невозможно не заметить печать трагической боли, которую несет это лицо. Похоже, она всегда ЗНАЛА… Она предчувствовала. Жестокая судьба, подвал Ипатьевского дома, страшная смерть… Она боялась и металась. Но любовь была слишком сильна! И она согласилась.
Об этой любви до сих пор говорят их дневники и письма. Тысячи заклинаний в любви. «Я твоя, а ты мой, будь уверен. Ты заперт в моем сердце, ключик потерян и тебе придется остаться там навсегда». Николай не возражал – жить в ее сердце было настоящим счастьем.
Сразу же после свадьбы он вернул ей бриллиантовую брошь – подарок неопытного шестнадцатилетнего мальчишки. И всю совместную жизнь Государыня с ней не расстанется – ведь это символ их любви. Они всегда отмечали день своей помолвки – 8 апреля. В 1915 году сорокадвухлетняя императрица писала любимому короткое письмо на фронт: «В первый раз за 21 год мы проводим этот день не вместе, но как живо я все вспоминаю! Мой дорогой мальчик, какое счастье и какую любовь ты дал мне за все эти годы… Как время летит – уже 21 год прошел! Знаешь, я сохранила то «платье принцессы», в котором я была в то утро, и я надену твою любимую брошку…»
С началом войны супруги вынуждены были расставаться. И тогда они писали друг другу письма… «О, моя любовь! Так тяжело сказать тебе «прощай» и видеть твое одинокое бледное лицо с большими печальными глазами в окне поезда – мое сердце надрывается, возьми меня с собой… Я ночью целую твою подушку и страстно желаю, чтобы ты был рядом со мной…Мы пережили так много за эти 20 лет и без слов понимаем друг друга…»
«Я должен поблагодарить тебя за твой приезд с девочками, за то, что ты принесла мне жизнь и солнце, несмотря на дождливую погоду. Я, конечно, как всегда не успел сказать тебе и половины того, что собирался, потому что при свидании с тобой после долгой разлуки я всегда становлюсь застенчив. Я только сижу и смотрю на тебя – это уже само по себе для меня огромная радость…»
Четыре дочери Николая и Александры родились красивыми, здоровыми, настоящими принцессами: папина любимица романтичная Ольга, серьезная не по летам Татьяна, щедрая Мария и смешливая маленькая Анастасия. Казалось, их любовь может все победить. Но любовь не может победить Судьбу. Их единственный сын оказался болен гемофилией и с момента его рождения из дворца навсегда исчезла лучезарная радость. Войдя в их комнаты Александровского дворца пять лет назад, я ощутила стойкий запах горя. Он не выветрился за прошедшие почти сто лет. Он впитался в стены и воздух. «Здесь жили, любили и очень сильно страдали» – подумала я. Так распорядилась Судьба.
Болезнь наследника сыграла роковую роль – им приходилось держать это в тайне, они мучительно искали выход и не могли его найти. Гемофилия в начале прошлого века оставалась неизлечимой и больные могли надеяться лишь на 20-25 лет жизни. Алексей, родившийся на удивление красивым и умным мальчиком, практически всю жизнь был болен. И вместе с ним страдали его родители. Иногда, когда боли бывали очень сильными, мальчик просил смерти. «Когда я умру мне уже не будет больно?» – спрашивал он у матери во время неописуемых приступов боли. Спасти от них мог только морфий, но иметь наследником престола не просто больного юношу, но еще и зависимого от морфия, Государь не решался. Спасением Алексея были потери сознания. От боли. Он пережил несколько серьезных кризисов, когда уже никто не верил в его выздоровление, когда он метался в бреду твердя одно единственное слово: «Мама». Поседевшая и постаревшая сразу на несколько десятков лет, мама была рядом. Она гладила его по голове, целовала его лоб, словно это могло помочь несчастному мальчику… Единственное, необъяснимое, что спасало Алексея – молитвы Распутина…
Когда бунтующая революционная толпа заполонила Петроград, а царский поезд был остановлен на станции Дно для составления отречения от престола, Аликс осталась одна. Дети болели корью, лежали с высокой температурой. Придворные разбежались, осталась кучка верных людей. Электричество было отключено, воды не было – приходилось ходить на пруд, откалывать лед и топить его на плите. Дворец с беззащитными детьми остался под защитой Императрицы.
Она одна не падала духом и не верила в отречение до последнего. Аликс поддерживала горстку верных солдат, оставшихся нести караул вокруг дворца – теперь это была вся ее Армия. В день, когда отрекшийся от Престола экс-Государь вернулся во дворец, ее подруга, Анна Вырубова записала в дневнике: «Как пятнадцатилетняя девочка бежала она по бесконечным лестницам и коридорам дворца ему навстречу. Встретившись, они обнялись, и оставшись наедине разрыдались…» Находясь в ссылке, предчувствуя скорую казнь, в письме к Анне Вырубовой Государыня подводила итоги своей жизни: «Милая, родная моя… Да, прошлое кончено. Благодарю Бога за все, что было, что получила – и буду жить воспоминаниями, которые никто у меня не отнимет… Какая я стала старая, но чувствую себя матерью страны, и страдаю как за своего ребенка и люблю мою Родину, несмотря на все ужасы теперь… Ты же знаешь, что НЕЛЬЗЯ ВЫРВАТЬ ЛЮБОВЬ ИЗ МОЕГО СЕРДЦА, и Россию тоже… Несмотря на черную неблагодарность Государю, которая разрывает мое сердце… Господи, смилуйся и спаси Россию».
В тот последний день их жизни, который сейчас отмечается церковью как День Памяти Святых Царственных Мучеников, Аликс не забыла надеть «его любимую брошку». Став для следствия вещественным доказательством за №52, для нас эта брошь остается одним из многочисленных свидетельств той Великой Любви.
Красникова Ирина
Взято с сайта: http://www.loveorigami.info/story.php?aut=411&story=160
§
§
§
Фотоальбом посвящен Александру Васильевичу Колчаку (1874 -1920), выдающемуся русскому адмиралу, полярному исследователю, вынужденному в годы Смуты встать на сушу для спасения Отечества. Верховный правитель России в 1918-1920 гг., человек необычайной судьбы, принявший смерть за Родину на её заснеженных просторах.
Александр Васильевич Колчак. Адмирал, полярный исследователь, Верховный правитель России 1918-1920 гг.
Офицеры крейсера «Память Азова», март 1897 г. (2-ой справа – А.В. Колчак).
А.В.Колчак и М.Д.Дитерихс обходят строй своих солдат, Сибирь, 1919 год.
Со своим штабом, 1918 год
А.В.Колчак среди морских офицеров (в центре). США, лето 1917
Император Николай II со штабом командующего Балтийским флотом на крейсере “Россия”. Третьим слева в первом ряду стоит капитан 1 ранга А.В.Колчак, флаг – капитан по оперативной части штаба командующего Балтийским флотом.
Верховный Правитель и Верховный Главнокомандующий адмирал А. В. Колчак за рабочим столом, официальная фотография 1919 г.
Александр Васильевич Колчак в новой морской форме Временного правительства (введена по приказу Гучкова), лето 1917 года
Верховный правитель Колчак вручает боевые награды. 1919 г. Фото впервые опубликовано в 2000 году.
Харбин, лето 1918 г.
Контр-адмирал Колчак на борту корабля, Первая Мировая война.
Последняя прижизненная фотография, самый конец 1919 г.
А.В.Колчак на зимовке у полуострова Таймыр. 1900-1901 гг.
Лейтенант А.В.Колчак в кают-компании шхуны “Заря”. 1901 г.
На палубе яхты “Заря”. Э.В.Толль сидит в центре. Крайний слева- А.В.Колчак
Гидролог экспедиции лейтенант А.В.Колчак работает с барометром на борту шхуны “Заря”. 1901 г.
Офицеры ледокола-парохода “Вайгач” (Колчак посередине в первом ряду, за ним Брусилов). Переход с Балтики на Дальний Восток, 1909 год
А.В.Колчак во время Первой мировой войны на Черноморском флоте
Адмирал Н.О. фон Эссен и капитан 2 ранга А.Колчак на палубе миноносца “Пограничник”
Улыбка Колчака. Редкий снимок, сделан английским офицером на Балтике в 1916 г.
Вице-адмирал Канин и контр-адмирал Колчак
“Кречетъ” 1916 год. Штаб Балтфлота. С.Н.Тимирев – стоит первый в последнем ряду, А.В.Колчак – четвертый во втором ряду.
Группа штабных и корабельных офицеров Балтфлота на крейсере “Россия”. В центре-Николай II, справа-Эссен, 2 ряд слева третий-А.В.Колчак
Командующий ЧФ вице-адмирал А.В.Колчак поздравляет войска “с новым правительством и дорогой русской свободой”. 5 марта 1917 г.
2(15) мая 1917 г. Колчак с Керенским в автомобиле во время посещения последним Черноморского флота в Севастополе
Группа участников собрания акционеров КВЖД. Слева направо (сидят): Клемм, вице-адмирал А.В.Колчак, генерал Д.Л.Хорват, Л.А.Устругов. Стоят: Гран, генерал М.М.Плешков, В.В.Граве, И.И.Десницкий, А.К.Митрофанов, Л.В.фон Гоейр. Апрель 1918 г.
Военный и морской министр Временного Всероссийского правительства (Директории) вице-адмирал А.В.Колчак со своим ближайшим окружением. Омск, 1918 г. Сидят слева направо: старший адъютант Колчака-ротмистр В.В.Князев, А.В.Колчак, начальник личной охраны Колчака-полковник А.Удинцов. Стоят слева направо:адъютанты Колчака – старший лейтенант Г.М.Сазонов и штабс-капитан В.С.Матвеев, начальник конвоя Л.И.Огрохин.
А.В.Колчак на КВЖД. Харбин. Лето 1918 года
Верховный правитель А. В. Колчак среди представителей общественности на банкете в Екатеринбурге, февраль 1919 г.
Штаб Сибирской армии. Екатеринбург, 17 февраля 1919 г.
А.В.Колчак и А.В.Тимирева (сидят), генерал Альфред Нокс (стоит сзади Колчака) с группой английских офицеров в районе Омска
А.В.Колчак на параде в Омске. 1919 год
Верховный правитель России адмирал А.В.Колчак на смотре войск. Омск, 1919 г.
Крестьяне преподносят “хлеб-соль” Верховному Правителю
Верховный Правитель принимает доклад офицера, 1919 г. (Слева стоит М.Смирнов)
Адмирал А.В.Колчак с союзниками
Адмирал А.В.Колчак на передовой. 1919 г.
Офицеры с Верховным Правителем
Верховный правитель. Омск, 1919 г.
Верховный Правитель России А.Колчак после посещения госпиталя в Омске. Слева (на заднем плане) Тимирева Анна Васильевна. 1919 г.
Фото взяты с сайта: http://www.belrussia.ru/, выложенные Дятловой Натальей![[info]](https://l-stat.livejournal.com/img/userinfo.gif?v=3){kind=small}
natakoltcha
§
§
Казаки приходили на службу на своих собственных, часто доморощенных, казачьих конях, со своими седлами, в своем обмундировании, со своими шашками и, одно время, со своими ружьями и пиками. Как поется в казачьей песне:
…Он с походом нас поздравил,
Отдавал строгой приказ: –
Чтобы были у вас, ребята,
Ружья новыя Берданы.
Шашки вострыя в ножнах…
Казаки снаряжались дома и вполне готовыми приходили в полки. Юношами-“малолетками” они обучались военному делу, жили в лагерях, и полковая жизнь им была знакома и не страшила их.
Они не боялись лошади. Конь входил в семью казака, был тесно связан с его бытом. Казаки любили своего коня, как члена семьи, как связь с домом.
Казаки несли воинскую повинность все поголовно, без льгот. В казачьей семье – и отец, и дед, и прадед – и, далеко в века уходя, все были воины; служили и старший, и младший брат, и оттого создавалась традиция службы и уважения к ней.
По стенам казачьего куреня висели фотографии тех, кто служил раньше, портреты начальников и героев. О них пели песни казачки, их поминали и знали.
Казаки Донского казачьего войска
Казаки были прирожденные воины
Они сами стали такими. Их закалила в боях на границе история.
Это было очень трудно, дорого и разорительно казакам снаряжаться на службу. От них требовали всё лучших, более рослых и кровных коней, красивого, крепкого, исправного снаряжения. Они стояли наряду с полками блистательной кавалерии Российской, и войсковое, казачье самолюбие требовало не быть ни в чем ниже их.
Я был очень близок с казаками. В молодые годы, младшим офицером, я жил с казаками одной жизнью, ночевал в полевых поездках и на маневрах в одной хате, в поле, на сеновале, сутками был с ними и много с ними говорил, – говорил откровенно, по душе, не как начальник, а как старший брат говорит с младшим.
Я знал родителей многих казаков, говорил с ними.
Я никогда не слыхал ропота, жалоб на разорение, на тяжесть службы.
Казаки Терского казачьего войска
Молча, в величайшем сознании своего долга перед Родиной, несли казаки свои тяготы по снаряжению на службу и гордились своим казачьим именем.
В них было прирожденное чувство долга.
На смотрах и парадах – им выпадало самое трудное. Лейб-Гвардии 6-я Донская Казачья Его Величества батарея, всегда, по традиции – карьером проходила на церемониальном марше. Карьером пропускали и казачьи полки. Если на маневрах конница переплывала реки – первыми плыли казаки.
Они изумляли своей бесстрашной джигитовкой. Они восхищали легкостью и красотою своего строя, они поражали затейливою игрою заманивающей лавы. Они, по признанию всех иностранцев, видевших их в мирное время, – были единственной в мире, неподражаемой и несравненной конницей.
Казаки Уральского казачьего войска
Они были природными конниками
Красота их мирного полкового быта, с из глубины веков идущими песнями, с лихой пляской, с тесным и дружным товариществом, пленяла. Служить у казаков, служить с казаками было мечтой всех истинно военных людей. Сколько русских героев вошло в казачью историю благодаря службе с казаками. От Ермаковских бояр Строгановых в далекие Иоанновы времена до П. Н. Врангеля в наши мятежные дни.
Писатели и поэты, художники и ваятели, композиторы и танцмейстеры искали у казаков вдохновения.
Пушкин, Лермонтов, Гоголь, гр. Л. Н. Толстой, Шолохов воспели их. Виллевальде, Самокиш и Мазуровский, француз Детайль и немец Рубо оставили нам бессмертные холсты с изображением казаков. Лансере увековечил их в бронзе, французские, английские и немецкие художники времен Отечественной и Освободительной войн увлекались ими. Цезарь Кюи и Троплин им посвятили свои оперы, о них пишут оперы и в Советском Союзе. Их сильная, полная красок, полковая и боевая жизнь пленяет воображение художников всякого рода.
В казачьих полках и батареях была особая, ни с чем не сравнимая красота казачьей удали.
И раньше, и теперь, в великую войну казаки были прославлены и оценены и любимы всеми родами войск.
Казаки Сибирского казачьего войска
Раннее утро. Густой туман низко приник к полям, затянул овраги, в полроста деревьев покрыл леса. Темными островами стоят они над белым морем тумана.
Медленно и нерешительно подаются вперед пехотные патрульные цепи. Идут ощупью. Война только что началась, и не обстреляна пехота, наполовину состоящая из запасных. Солдаты бредут, еле передвигая ноги, останавливаются, прислушиваются, тяжело молчат. Никто и не закурит… Впереди неизвестность. И где он, и сколько его, и что надо делать? Чуть повеяло утренним ветром, заколыхались, заходили волны тумана, сзади брызнули солнечные лучи. Вдали, на сжатой ниве, между золотистых копен, показались одиночные всадники.
Пехота замялась. Жутко идти в лесную глушь.
– Вы не могли бы помочь своими казаками?..
В балочке – звонкая команда сотенного командира:
– Сотня, готовься к пешему строю… К пешему строю – слезай!
Как на ученье в мирное время.
Очень жидкая казачья цепь. Будто на охоте – облава. Идут быстро, согнувшись, наперевес несут винтовки, – легко так. Ближе и ближе к лесу, презирая свист и чмоканье пуль, разрывы шрапнелей, не оглядываясь на тех, кто упал, сраженный пулею. Вошли в гущу и исчезли в ней, как лани идут, без шороха и шума, скользят между кустами.
Встала и смело пошла за ними навстречу смерти пехота. Зашумела густыми целями по лесу.
Казаки Оренбургского казачьего войска
Казаки впереди!
Лето 1916 года. Бои на Стоходе. Его берег, крутой и высокий, стеной спадает к воде. Стоход течет в несколько рукавов среди зеленых болотистых лугов, между перелесков и островов кустарника.
Пехотная бригада подошла вплотную к лугам, и нет силы поднять дальше цепи. Страшит болото; где нельзя окопаться, страшат водные пространства рукавов Стохода. От командира пехотной бригады телефон к начальнику Казачьей дивизии:
– Не поможете ли своими казаками поднять наши цепи? Наша атака захлестнулась.
Казаки Астраханского казачьего войска
Кубанцы – две сотни и с ними пулеметы на вьюках. Серые черкески, за спинами алые башлыки, черные бараньи шапки с красными тумаками, алые бешметы и погоны – ничего “защитного”. Развернулись широкою лавою, целый полк прикрыли. Впереди на нарядном сером коне командир сотни, еще дальше впереди на гнедом коне командир дивизиона. Как на смотру – чисто равнение. Легко по луговой мокрой траве спорою рысью идут горские копи, не колышутся в седлах казаки. Прошумели по кустам и перелескам, прошли сквозь пехотные цепи. Им навстречу немецкие батареи открыли ураганный огонь, застрочили кровавую строчку пулеметы, котлом кипит огонь винтовок – чистый ад с Любашевского берега… Казаки перешли в намет, скачут через протоки Стохода, алмазными брызгами сверкает вода из-под конских копыт. Все скорее и скорее мчится казачья лава – двести человек на тысячи немцев. Реют алые башлыки… По брюхо в воде бредут кони через главное русло. Стих огонь немцев, в их рядах замешательство, слишком непонятно-дерзновенна казачья атака.
Наша пехота встала и с громовым “ура” бросилась за казаками в воду. Стоходенский плацдарм был занят… Казаки проложили дорогу пехоте.
Казаки Амурского казачьего войска
Осень 1916 года. У селения Тоболы, на Стоходе, австро-германская пехота сбила нашу 4-ю Финляндскую стрелковую дивизию. С таким трудом завоеванный Черийщенский плацдарм занимается немцами.
Из штаба III Армии приказ казакам выручить пехоту. Пять немецких аэропланов низко реют над казачьей дивизией, наметом скачущей длинной колонной к жидкому казаками построенному мосту. Стучат с аэропланов пулеметы, часто рвутся бросаемые с них бомбы. Аэропланы так низко, что отчетливо видны- лица летчиков. Падают убитые лошади, везде лежат убитые и раненые казаки. Казаки карьером проскакивают по ходуном ходящему под ними мосту, проходят через прорезы в проволоках наших укреплений, и вот они – перед изумленной германской пехотой разворачивается широкая, на четыре версты захватившая весь плацдарм, казачья лава.
Сотни пленных… Взятые с боем пулеметы. Очищенное от врага поле сражения… Восстановленное положение. Казаки выручили свою пехоту. Финляндцы вернулись в свои окопы.
Когда армии шли вперед- казаки были впереди армий, когда отступали – казаки широкой завесой прикрывали их отход – как во времена Наполеоновских войн, как в Семилетнюю войну против Фридриха, как в Турецкие и Польские войны с Суворовым.
Ни броневые машины, ни самолеты, ни пулеметы, ни скорострельные пушки и полевые мортиры и гаубицы не изменили их дерзновенно-смелой казачьей тактики.
Казаки Забайкальского казачьего войска
Летом 1915 года наши армии отступали. Не было снарядов, не хватало патронов. Большие потери были в пехотных полках. Упадал воинский дух.
Ночь с 22 на 23 июля. По большому Влодавскому шляху пылают села и посады. Пожарное зарево кровавым блеском покрывает широкую полосу полей. Сверху светит полная луна. Все кажется неестественно страшным и призрачным в красном свете пожара и в мутном лунном мареве. Наша пехота отходит. Штаб XIV армейского корпуса и все его обозы еще находятся в посаде Совин. Необходимо остановить наступление немцев.
Две сотни терцев 1-го Волгского полка и за ними шесть сотен кубанцев 1-го Линейного казачьего генерала Вельяминова полка вылетают в сумерках ночи, озаренной пожарами и луной, проходят сквозь цепи отступающей нашей пехоты и с диким гиком кидаются на немцев. Результат этой атаки был поразительно сильный.
На пять суток было остановлено наступление немцев, морально потрясенных ночною дерзкой атакой казаков.
Казаки остались на завоеванном поле и простояли одни эти пять суток, дав возможность нашей пехоте пополниться, устроиться и укрепиться на новых позициях.
Атаманы южных станиц Семиреченского казачьего войска
Так было везде на всем двухтысячеверстном фронте Европейского театра военных действий и в Закавказье, и Малой Азии, где казакам генерала Баратова приходилось выручать англичан.
Донцы, Кубанцы, Терцы, Уральцы Сибиряки, Оренбуржцы и Астраханцы Забайкальцы и Семиреченцы, Амурцы и Уссурийцы – вписывали страницу подлинной славы в свои войсковые ис тории, вплетали лавры в венки своих полков.
Потерь не считали. По казачьему завету – “об убитых и раненых” был у них свой, “домашний” счет.
Когда началась смута – казаки не признали власти большевиков. Они сражались до последнего, они ушли – не только офицеры “золотопогонники” – но целыми полками ушли в изгнание в твердой вере, что еще пригодятся они своим родным войскам. Те кому пришлось остаться испивать горькую чашу рабства и насилия, непрерывно и постоянно, несмотря на жесточайший террор и ссылки на север на верную смерть, волнуются, поднимают то на Дону, то на Кубани, то на Кавказе восстания и только ждут удобного случая, чтобы свергнуть проклятую власть пролетариата.
Казаки не согнулись и не сдались.
Казаки Уссурийского казачьего войска
И верю я, что, когда начнет рассеиваться уже не утренний туман, но туман исторический, туман международный когда прояснеют мозги задуренных ложью народов, и Русский народ пойдет в “последний и решительный” бой с третьим интернационалом и будет та нерешительность, когда идут первые цепи туманным утром в неизвестность – верю я – увидят Русские полки редеющей завесой исторического тумана родные и дорогие тени легких казачьих коней, всадников, будто парящих над конскими спинами, подавшихся вперед, и узнает Русский народ с величайшим ликованием, что уже сбросили тяжкое иго казаки, уже свободны они и готовы свободными вновь исполнять свой тяжелый долг передовой службы – чтобы, как всегда, как в старину, одиннадцатью крупными жемчужинами казачьих войск и тремя ядрышками бурмицкого зерна городовых полков вновь заблистать в дивной короне Имперской России.
Петр Николаевич Краснов
§
Previous Entry | Next Entry
§
Солнце слепит глаза, кто-то отдернул занавеску. Я жмурюсь радостно: Троицын День сегодня! Над моей головой зеленая березка, дрожит листочками. У кивота, где Троица, тоже засунута березка, светится в ней лампадочка. Комната кажется мне другой, что-то живое в ней.
На мокром столе в передней навалены всякие цветы и темные листья ландышей. Все спешат набирать букетцы, говорят мне — тебе останется. Я подбираю с пола, но там только рвань и веточки. Все нарядны, в легких и светлых платьях. На мне тоже белое все, пикейное, и все мне кричат: не обзеленись! Я гуляю по комнатам. Везде у икон березки. И по углам березки, в передней даже, словно не дом, а в роще. И пахнет зеленой рощей.
На дворе стоит воз с травой. Антипушка с Гаврилой хватают ее охапками и трусят по всему двору. Говорят, еще подвезут возок. Я хожу по траве и радуюсь, что не слышно земли, так мягко. Хочется потрусить и мне, хочется полежать на травке, только нельзя: костюмчик. Пахнет, как на лужку, где косят. И на воротах наставлены березки, и на конюшне, где медный крест, и даже на колодце. Двор наш совсем другой, кажется мне священным. Неужели зайдет Господь во Святой Троице? Антипушка говорит: «молчи, этого никто не может знать!» Горкин еще до света ушел к Казанской, и с ним отец.
Мы идем все с цветами. У меня ландышки, и в середке большой пион. Ограда у Казанской зеленая, в березках. Ступеньки завалены травой так густо, что путаются ноги. Пахнет зеленым лугом, размятой сырой травой. В дверях ничего не видно от березок, все задевают головами, раздвигают. Входим как будто в рощу. В церкви зеленоватый сумрак и тишина, шагов не слышно, засыпано все травой. И запах совсем особенный, какой-то густой, зеленый, даже немножко душно. Иконостас чуть виден, кой-где мерцает позолотца, серебрецо, — в березках. Теплятся в зелени лампадки. Лики икон, в березках, кажутся мне живыми — глядят из рощи. Березки заглядывают в окна, словно хотят молиться. Везде березки: они и на хоругвях, и у Распятия, и над свечным ящиком-закутком, где я стою, словно у нас беседка. Не видно певчих и крылосов, — где-то поют в березках. Березки и в алтаре — свешивают листочки над Престолом. Кажется мне от ящика, что растет в алтаре трава. На амвоне насыпано так густо, что диакон путается в траве, проходит в алтарь царскими вратами, задевает плечами за березки, и они шелестят над ним. Это что-то… совсем не в церкви! Другое совсем, веселое. Я слышу — поют знакомое: «Свете тихий», а потом, вдруг, то самое, которое пел мне Горкин вчера, редкостное такое, страшно победное:
«Кто Бог велий, яко Бо-ог наш? Ты еси Бо-ог, творя-ай чу-де-са-а-а!..».
Я смотрю на Горкина — слышит он? Его голова закинута, он поет. И я пробую петь, шепчу.
Это не наша церковь: это совсем другое, какой-то священный сад. И пришли не молиться, а на праздник, несем цветы, и будет теперь другое, совсем другое, и навсегда. И там, в алтаре, тоже — совсем другое. Там, в березках, невидимо, смотрит на нас Господь, во Святой Троице, таинственные Три Лика, с посошками. И ничего не страшно. С нами пришли березки, цветы и травки, и все мы, грешные, и сама земля, которая теперь живая, и все мы кланяемся Ему, а Он отдыхает под березкой. Он теперь с нами, близко, совсем другой, какой-то совсем уж свой. И теперь мы не грешные. Я не могу молиться. Я думаю о Воробьевке, о рощице, где срубил березку, о Кавказке, как мы скакали, о зеленой чаще… слышу в глуши кукушку, вижу внизу, под небом, маленькую Москву, дождик над ней и радугу. Все это здесь, со мною, пришло с березками: и березовый, легкий воздух, и небо, которое упало, пришло на землю, и наша земля, которая теперь живая, которая — именинница сегодня.
Я стою на коленках и не могу понять, что же читает батюшка. Он стоит тоже на коленках, на амвоне, читает грустно, и золотые врата закрыты. Но его книжечка — на цветах, на скамейке, засыпанной цветами. Молится о грехах? Но какие теперь грехи! Я разбираю травки. Вот это — подорожник, лапкой, это — крапивка, со сладкими белыми цветочками, а эта, как веерок, — манжетка. А вот одуванчик, горький, можно пищалку сделать. Горкин лежит головой в траве. В коричневом кулаке его цветочки, самые полевые, которые он набрал на Воробьевке. Почему он лицом в траве? Должно быть, о грехах молится. А мне ничего не страшно, нет уже никаких грехов. Я насыпаю ему на голову травку. Он смотрит одним глазом и шепчет строго: «молись, не балуй, глупый… слушай, чего читают». Я смотрю на отца, рядом. На белом пиджаке у него прицеплен букетик ландышей, в руке пионы. Лицо у него веселое. Он помахивает платочком, и я слышу, как пахнет флердоранжем, даже сквозь ландыши. Я тяну к нему свой букетик, чтобы он понюхал. Он хитро моргает мне. В березке над нами солнышко.
Народ выходит. Горкин с отцом подсчитывают свечки и медяки, записывают в книгу. Я гуляю по церкви, в густой, перепутанной траве. Она почернела и сбилась в кучки. От ее запаха тяжело дышать, такой он густой и жаркий. У иконы Троицы я вижу мою березку, с пояском Горкина. Это такая радость, что я кричу: «Горкин, моя березка!.. и поясок на ней твой… Горкин!» Они грозятся от ящика — не кричи. Я смотрю на Святую Троицу, а Она, Три Лика, с посошками, смотрит весело на меня.
§
13 июня – День памяти Великого Князя Михаила Александровича, брата Царя-Мученика Николая Второго, первого представителя Императорской Фамилии, погибшего от рук большевиков.
Великий Князь родился 22 ноября 1878 г., он был младшим сыном Императора Александра Третьего и до рождения Цесаревича Алексея в 1904 г. был Наслеником Престола.
Любимец отца, Императора Александра III, Михаил унаследовал от него невероятную физическую силу и простоту в общении с людьми, а от матери – неотразимое обаяние. Великий князь Александр Михайлович отзывался о нем так: «Каждый был очарован сердечной простотой его манер… он имел хорошо организованный, ум и мог бы преуспеть в любой области, которую бы избрал для себя».
Во время Первой Мировой войны великий князь Михаил в чине генерал-майора возглавил Кавказскую Дикую дивизию, состоявшую из кавалеристов-горцев. В царской России кавказцев-мусульман не призывали на военную службу из-за их недисциплинированности. Однако в начале войны многие из них выразили желание идти на фронт – так возникла Дикая дивизия. Она не выходила из боев и зарекомендовала себя с самой лучшей стороны – только отчаянные храбрецы вступали в ее ряды. В Ставке Дивизию считали лучшей кавалерийской боевой единицей.
Отель “Королевские номера” (г. Пермь), в котором находился в ссылке Михаил Александрович Романов со своим секретарем Н.Н. Джонсоном, вплоть до похищения и расстрела.
Сам Великий Князь Михаил был не только любимым всеми начальником, но и не знающим страха солдатом. Горцы, высоко ценящие личную отвагу, с каким-то беззаветным, чисто мусульманским фанатизмом боготворили своего Вождя. Православные офицеры характеризовали его кратко: «Львиное сердце и святая душа».
Брат Государя отличался трогательной и простой любовью к России и ко всему русскому, был очень религиозен. Он не пропускал ни одной обедни в действующей армии, стоял, не шелохнувшись, полностью уйдя в молитву.
Великий Князь Михаил был исключительно щедрым человеком. Его благотворительность была искренней и всеобъемлющей. Где бы он ни находился, он всегда делал крупные пожертвования на постройку храмов и различные церковные нужды. На его содержании постоянно находилось несколько пансионов для детей-сирот, богадельни для престарелых. Во время войны раненые воины присылали прошения на имя Михаила Александровича с просьбой оказать им денежную помощь. Этих прошений в день приходило более 60 – он никому не отказывал. В имении великого князя Брасово (под г. Орлом) вносились ежегодные пожертвования на 19 церквей, монастырь, школы…
Мемориальная доска в честь Великого Князя Михаила Александровича Романова.
Великий Князь Михаил Александрович, которому его брат Николай II при вынужденном отречении передал Русский Престол, стал первым из убитых большевиками членов Царского Дома. Великий князь по настоянию Урицкого был выслан 8 марта 1918 г. в Пермскую губернию; с ним поехал его секретарь. В ночь с 12 на 13 июня (под праздник Вознесения Господня) их насильно увезли из гостиницы и убили в лесу. В газетах появилось сообщение, будто Михаил Романов был похищен неизвестными лицами. Место их захоронения неизвестно до сих пор. Согласно некоторым современным версиям, тело великого князя Михаила было сожжено в плавильных печах Мотовилихского завода г. Перми…
§
Отдельной темой в истории жизни царской семьи является их любовь к домашним животным. Исторические мемуары утверждают, что у них был настоящий зверинец из собак смешанных пород, множества кошек, попугаев, рыбок.
“У государя долго была собака Иман. После того как Иман околел, Государь не брал собак к себе в комнату, а только гулял с английскими колли, которые помещались в маленьком домике в парке. У государыни был маленький английский терьер Эра; я ее не любила, так как она имела обыкновение бросаться неожиданно из-под кресла или кушетки. Когда Эра околела, императрица плакала по ней. У Алексея Николаевича спаниель Джой и большой кот, подаренный генералом Воейковым. Кот этот спал на его кровати. У Татьяны Николаевны был маленький буль Ортино и Джимми – кинг-чарлс, которого я ей подарила и которого нашли убитым в екатеринбургском доме, где были заключены их величества (с.153)”.
Танеева А.А. (Вырубова). Страницы из моей жизни// Царственные мученики в воспоминаниях верноподданных. – М.: Сретенский монастырь; «Новая книга»; «Ковчег», 1999. – С. 95 – 246.
При дворце также жил осел Ванька, подаренный цесаревичу цирком Чинизели. По воспоминаниям Пьера Жильяра:
“Ванька был бесподобное, умное и забавное животное. (…) Он очень забавлял нас, так как знал много самых невероятных фокусов. Он с большой ловкостью выворачивал карманы в надежде найти в них сладости. Он находил особую прелесть в старых резиновых мячиках, которые небрежно жевал, закрывая один глаз, как старый янки. Двое этих животных играли большую роль в жизни Алексея Николаевича, так как у него было очень мало развлечений (с.43)”.
Жильяр П. Император Николай II и его семья. – Вена: «Русь», 1921.
Как отмечает Йен Воррес, “Если бы им было позволено держать у себя всех животных, которых дарили им родные и друзья, то дворец мог бы превратиться в зоопарк. В качестве подарков им дарили собак, медвежат, кроликов, волчат, зайцев, даже лосей и рысей. Всех этих животных, кроме собак, отправляли в зоологические сады Петербурга и Москвы (Мемуары Великой княгини Ольги Александровны/ Запись Й. Ворреса. – М. Захаров, 2004., с. 36)”.
Из всех собак семьи немногие упоминаются так же часто, как Ортино, французский бульдог великой княжны Татьяны, второй дочери Царя. Татьяне было 17 лет, когда Ортино появился в ее жизни. Выдержки из дневника Татьяны рассказывают о том, как появился у нее Ортино, и как она его любила.
12 октября 1914 г.
“Аня (фрейлина двора и близкая подруга императрицы Александры Федоровны Анна Вырубова) принесла мне от Малама (офицера уланского полка, охраняющего дворец) маленького французского бульдога Ортино. Он очень забавный, и я так счастлива.”
В строгом этикете дворца царским любимцам была предоставлена поразительная свобода поведения, как и сейчас это водится в большинстве семей. Ортино и кот Ольги Васька были любимцами семьи и свободно бегали по дворцу. Для всех владельцев французских бульдогов очень знакома сценка, когда Ортино и Васька гонялись друг за другом по диванам и столам, сшибая по пути драгоценные произведения искусства и разбрасывая бумаги, что очень забавляло царскую семью.
Татьяна упоминала о веселом нраве Ортино в письмах к отцу, рассказывая, что “Ортино бегал по комнате и играл во время чаепития. Это было так забавно и прелестно…” “…Мы сидим в комнате матери после обеда. Ольга и мама играют на фортепиано, а Ортино бегает по комнате, как сумасшедший…” Едва ли не в каждом письме или дневниковой записи Татьяны упоминается Ортино, и ее слова передают ее любовь к бесценному другу. Она описывает, как он тихонько сопит у ее ног, когда она пишет, или жует свой мяч, описывает, оправдывая своего любимца, его случайные “казусы”.
Ортино был постоянным спутником Татьяны, и ее нечасто можно было увидеть без него. Как большинство французов, Ортино настаивал на том, чтобы ему разрешали спать с Татьяной в ногах ее постели каждую ночь. Несомненно, что кое-что во французских бульдогах не никогда не меняется – Ортино громко храпел, что беспокоило сестру Татьяны Ольгу, с которой она делила спальню. Анастасия писала в дневнике, что “когда мы спали ночью, то всех будил Ортино, французский бульдог Татьяны, который громко храпел. Мы пробовали все, но ничего не помогало.”
Случайные ссоры между Васькой и Ортино также прерывали сон сестер, но Татьяну невозможно было убедить, чтобы Ортино отправили спать с другими собаками, живущими в семье.
Похоже, что даже у царских особ нет иммунитета к “французской лихорадке”, основным симптомом которой является “если один – хорошо, но больше будет изумительно”. У Романовых было, по крайней мере, два французских бульдога, как это следует из дневника великой княжны Анастасии.
30 ноября 1914 г.
“Теперь у нас есть еще один очаровательный щенок французского бульдога Биллик. Она такая прелестная и замечательно играет с собакой царевича Алексея. Они как будто сошли с ума и носятся по полу так, что ударяются о мебель и стены. Мы непрерывно смеемся, глядя на них.”
Избалованные императорские любимцы просто не могли носить обычные кожаные ошейники. И Васька, и Ортино носили ошейники, изготовленные царским ювелиром Фаберже, которые были инкрустированы полудрагоценными камнями. У Татьяны была коллекция фигурок Ортино, выполненных Фаберже из полудрагоценных камней и горного хрусталя. Эти фигурки, напоминающие о любви великой княжны к своему Ортино, разбросаны по всему миру, одна из них находится в коллекции музея в Кливленде.
Мирная жизнь семьи Романовых закончилась после большевистской революции в 1917 году, когда новый коммунистический режим отправил их в изгнание. Даже во время самого тяжелого периода ее жизни Татьяна наотрез отказалась расстаться с Ортино. Последний раз он упомянут в рукописном отчете о том, что “Татьяна боролась, чтобы нести Ортино вместе с тяжелым чемоданом по грязи глубиной по щиколотку и кричащую толпу на Екатеринбургском вокзале.” Уже через два месяца в полночь 16 июня 1918 года Татьяна и вся ее семья были уничтожены. Хотелось бы думать, что присутствие ее любимого Ортино хоть чуть-чуть скрасило Татьяне и ее сестрам эти ужасные последние дни их жизни.
http://frbulldogi.my1.ru/publ/2-1-0-30
Традиции русского чаепития
С XII века можно говорить о возникновении на Руси своеобразного и колоритного русского ритуала чаепития традиционного русского травяного напитка Иван-чай. В городке Копорье получали «Копорский чай», при заваривании ферментированных листьев Иван-чая или кипрея узколистного (Epilobium angustifolium), многолетнего травянистого растения из семейства Кипрейные. Первые исторически достоверные письменные упоминания о чаепитии из самовара, появившегося в России, относятся к концу XVII века. Официальная история чаепития в России ведётся с 1638 года. По легенде монгольский хан прислал в подарок царю Михаилу Фёдоровичу четыре пуда китайского чайного листа.Чудесный напиток зелёного и чёрного чая пришёлся по вкусу при дворе русского государя. В 1655 году придворный лекарь вылечил царя Алексея Михайловича, отца будущего императора Петра I, настоем зелёного чая от болезни желудка. А в 1679 году русскому послу Головину удалось договориться с Пекинским двором о пограничном пропуске русских чайных караванов.
Хороший чай в те времена был недёшев, очень важно было, кроме умения заварить вкусный чай, ещё и не меньшее умение подать его. В России с XVI и до середины XIX века пили исключительно китайский чай. И по общему объёму ввоза и потребления чая жители Российской империи к 1844 году перепили даже англичан…
В Москве фунт зелёного китайского чая стоил 12 руб., а то же количество чёрного — чуть больше двух рублей. Это не могло не повлиять на отношение к зелёному чаю, он был вытеснен с рынков европейской части Российской империи. Привычка пить только чёрный чай впоследствии препятствовала распространению зелёного. Через сто лет зелёный чай почти перестали употреблять.
С 1885 года появляются первые чайные плантации и в России в самых южных районах Российской империи – в Абхазии, Грузии, Аджарии, в Азербайджане, на юге Кубани, и в Закавказье. Сейчас в России чай выращивают только в Краснодарском крае, но потребляет его 95 % россиян, так что на душу населения приходится примерно 1-1,2 кг. в год.
Законодателем моды чаепития стала Москва.
Так, как пили чай в Москве, больше нигде чай не пили. До середины XIX века Москва употребляла до 60% ввозившегося в Россию чая. Бытовало выражение «москвичи-чаёвники», «москвичи-водохлебы». «Существует ли на земном шаре хоть один подобный город, в котором чай играет такую важную роль, как в Москве»? — спрашивал когда-то Н. Поляков. На многих территориях России продолжали пить Иван-чай и в XIX веке о дорогом зелёном чае, чёрном китайском и индийском чае знали только понаслышке.
Замечательное описание московского чаепития прошлого века оставил известный писатель-москвовед Александр Вьюрков (1885 — 1956 г.г.) в произведении «Друг семьи»: «Чай москвичи пили утром, в полдень и обязательно в четыре часа. В это время в Москве в каждом доме кипели самовары. Чайные и трактиры были полны, и жизнь на время замирала. Пили его вечером; пили, когда взгрустнется; пили и от нечего делать, и «просто так».
«Пили чай с молоком, с лимоном, с вареньем, а главное — с удовольствием, причем москвич любил чай крепкий, настоистый и горячий, чтобы губы жёг. От жидкого чая, «сквозь который Москву видать», москвич деликатно отказывался и терпеть не мог пить его из чайника…
Если москвич, выпив десяток стаканов, отставлял стакан в сторону, это не значило ещё, что он напился: так он делал передышку. А вот, когда он, опрокинув стакан вверх дном, клал на него остаток сахару и благодарил, это означало, что с чаепитием покончено и никакие уж тут уговоры не помогут. Во время чаепития москвич внимательно следил, как ему наливали чай. Если стакан наливали не доверху, гость тут же просил долить его, чтобы жизнь была полнее. Если самовар, потрескивая углями, «пел песни», суеверный москвич радовался: это к добру.»
«Если же при прогоревших угольях самовар вдруг ни с того ни с сего начинал свистеть, москвич испуганно хватал крышку, прикрывал ею самовар и начинал трясти. Заглушив таким способом свист, москвич долго потом находился в тревоге и ожидании всяких неприятностей. Самой плохой приметой считалось, если самовар распаяется. В этом случае обязательно жди беды».
Чаем в России увлекались повсеместно. В купеческой среде чаепитие проходило с особым размахом. Купцы проводили за чайным столом долгие часы и, бывало, выпивали по двадцать чашек чая — «чай по-купечески».
Многие ходили в трактиры именно для чаепития:
«В Москве много трактиров, и они всегда битком набиты преимущественно тем народом, который в них только пьет чай…Это народ, выпивающий в день по пятнадцать самоваров, народ, который не может жить без чая, который пять раз пьет его дома и столько же раз в трактирах…» (В.Г.Белинский «Петербург и Москва»).
Появилось и русское изобретение самовар, усовершеннствованный «протип» древнего устройства для приготовления горячего сбитня и чая. В богатых купеческих семьях держали несколько самоваров разных форм и размеров и металлических чайников.
Знаменитая кустодиевская «Купчиха» пила чай со сладким вишнёвым, клубничным, или яблочным вареньем, с мёдом или вприкуску с кусочком колотого сахара. Варенье купчиха намазывала на хлеб или ела ложкой из блюдца. Сахар в XIX веке был совсем непохож на нынешний, рассыпной. Он был неосветленным и кусочками — хозяин дома откалывал его от большой «сахарной головы», а чай с ним пили «в прикуску». И колотый сахар не растворялся моментально, но был «долгоиграющим», как леденец, что помогало растянуть удовольствие. И, конечно, как и сегодня, в чай добавляли молоко, сливки или кружочек дорогого лимона, а иногда и фруктовые наливки.
В середине XIX века, и не только в Москве, а во всех крупных городах чай из больших самоваров стали предлагать публике в парках и других прогулочных местах. Горячий чай был незаменимым напитком, предлагаемым во всех придорожных трактирах, горячий напиток согревал людей зимой, бодрил уставших, словом, облегчал тяготы путников, путешествующих по дорогам России.
На почтовых станциях чаем угощали как господ, так и ямщиков, поэтому самовары ставили и в «чистой» половине, и в ямщицкой. Зимой в дороге алкогольные напитки не употреблялиь, так как при больших морозах опьянение могло привести к трагедии, а чёрный китайский чай согревал, бодрил, поднимал настроение. Для чайной церемонии путешественник имел при себе дорожный погребец, включавший в себя, как правило, две чашки с блюдцами, две ложки, чайницу, чайник со спиртовкой, канистру для спирта, коробку для бутербродов, наконец, сам погребец. Дорожный сундучок был широко распространен в южных районах России, в среде степных помещиков, вынужденных совершать длительные поездки.
К XIX веку относится появление чисто русских заведений, не имевших аналогов за рубежом, — чайных. Появились они в сельской местности в Тверской губернии при Александре II. С первых же дней чайные были поставлены правительством в совершенно особые условия: для них была установлена минимальная арендная плата, очень низкий налог и «демократичный» режим работы. Чайные имели право начинать работу с 5 утра (когда трактиры ещё были закрыты). Это вызвало большое недовольство хозяев трактиров, упрекавших власти в предоставлении чайным налоговых льгот.
Чайные быстро завоевали любовь рабочего люда, и крестьян, приезжавших на базар, извозчиков, которые коротали время чайных в ожидании седоков.
В Санкт-Петербурге первая чайная была открыта 28 августа 1882 года. Затем появились они в Москве и в других городах России. Первые чайные открылись на рабочих окраинах, вблизи крупных промышленных предприятий, потом появились чайные рядом с рынками и стоянками извозчиков. Как правило, в каждой чайной было по три комнаты, кроме кухни, посудомоечной и подсобных помещений.
Хозяевам чайных разрешалось иметь «музыку» (граммофон) и бильярд. Почти во всех чайных посетителям могли предложить подшивку газет. В чайной не имели права торговать алкогольными напитками. Кипяток в чайных разрешалось подавать только в самоварах. К чаю подавали молоко, сливки, хлеб, бублики, баранки, масло, колотый сахар.
Вот как описывает, например, смоленский краевед А.Я. Трофимов одну из городских чайных конца XIX столетия, которую содержало общество попечения о народной трезвости. «Это было одноэтажное деревянное строение до 25 метров в длину: два зала, кухня, где повара готовили лёгкие закуски — блины, яичницу, мясные и рыбные блюда.»
Исстари русские чайные были не только питейными заведениями, но и своеобразными народными канцеляриями. В чайной за умеренную, а то и вовсе мизерную плату могли составить прошение, жалобу — любую бумагу. А писарями в чайных «служили» бывшие мелкие служащие присутственных мест… По вечерам в этом «писарском» зале через проекционный фонарь показывали зрителям «туманные картинки», беря за вход 1-3 копейки…
В XIX веке русские выработали свой ритуал чаепития и свои рецепты приготовления чая. Из Сибири пришёл обычай пить чай с сахаром вприкускуили, как тогда говорили, «с угрызением».
Так что же такое русское чаепитие? Это, в первую очередь, духовная процедура. В «Толковом словаре живого русского языка» В.Даля глагол «чаевать» означает «прохлажаться за чаемъ, пить его въ раздольи». И конечно, только русский человек мог так колоритно описать чайник в загадке:
В брюхе – баня,
В носу – решето,
На голове – пупок,
Всего одна рука,
И та – на спине.
В русском чаепитии, прежде всего, важна компания. Пожалуй, именно эта неосознанная радость от того, что за столом сидят хорошие люди, что разговор течёт мирно и степенно и что вообще есть такая возможность – вырваться на часок-другой из суеты, забыть обо всех делах и просто выпить чаю – именно она и является самой важной частью русского чаепития.
Ширилось производство и расфасовка чая.
Среди самых известных чайных товариществ Россиивыделялись «Высоцкий и Ко.», «С.Перлов», «Петр Боткин», «Караван» («Т.Д. Вогаз и Ко.»), «Братья К. и С.Поповы», «Василий Перлов» и многие другие. История «чайной империи» Перловых началась в 1787 году.
Товарищество «Василий Перлов с сыновьями», основанное в 1787 году,приносила славу и завидный доход — ежегодный оборот превышал 16 млн рублей. Заслуженной наградой стало право именоваться поставщиком двора Его Императорского Величества. Помимо этого Перловы были поставщиками двора императора Австрийского, короля Румынского, князя Черногорского и Великого Герцога Нассаузского. Прошло сто лет со дня основания фирмы, и на круглую дату, в 1887 году, основателю Товарищества «Василий Перлов с сыновьями» было пожаловано дворянское звание. В 1890 году по инициативе С. В. Перлова на улице Мясницкой в Москве был построен чайный магазин.
Дом Перлова с чайным магазином. Москва
Как только стало известно, что регент молодого китайского императора Ли Хунг-Чанг, прибывший на коронацию Николая II, остановится в доме чайного торговца Перлова, было принято решение о переделке фасада дома и интерьера магазина в китайском стиле. В 1895 году фасад и интерьер дома Перлова были оформлены в китайском стиле по проекту архитектора К. К. Гиппиуса. Отделка дома Перлова и магазина на Мясницкой в китайской стиле сохранилась до сих пор…