«На вынос» и «распивочно»: питейные заведения в России второй половины XIX века — VATNIKSTAN

       Чтобы оправдать ошибки и преступления большевицкой власти, её адепты врут часто и много. Одна из самых популярных их баек – так называемые “сталинские снижения цен”. Эти снижения до сих пор пропагандируются, как совершенно выдающееся достижение в сфере народного благосостояния, и категорически недоступное людям, живущим под гнётом “проклятой буржуазии”.
       Наиболее известное снижение цен на продукты питания произошло в декабре 1947-го. Именно в этот год в СССР от голода умерло около 1,5 миллионов советских граждан. Но “заботливому” Джугашвили этого было мало и в 1949 году произошло новое снижение цен, теперь уже и на продукты, и на промтовары. Например, цены на соль, цемент, патефоны, часы и сено были снижены аж на 30%. Впечатляет, не правда ли? Все граждане стран с рыночной экономикой наверняка рыдали горькими слезами, узнав об этом.

       Итак, приступим к разбору. Понятно, что если цены регулярно снижать, то рано или поздно они придут к нулю. Закономерно возникает вопрос: почему почти за 30 лет правления «великого вождя» цены не обнулились? Ответ прост: потому что цены при Сосо Джугашвили всё время росли и очень неслабо. Но рост цен большевики не пропагандировали, в отличие от снижения: поднимали цены «без шума и пыли», а о снижении орали во всю глотку с митингами, плакатами и заверениями в любви до гроба сами знаете кому.

       После голодомора 1932-1933 годов, когда в СССР от голода умерло от 7 до 8 миллионов советских граждан, жизнь потихоньку стала налаживаться, и с 1 января 1936 года была отменена карточная система на все товары. Однако это вызвало резкий рост цен. Говядина, стоившая 1,2-1,5 руб/кг, стала стоить 5-6 руб/кг, в 1937 – около 7-8 руб/кг, а в 1940 она стоила уже 11-12 руб/кг. Таким образом, рост цены за 4 года (с 1936 по 1940) составил 8-9 раз. Посмотрим, как же выросла среднемесячная зарплата по стране примерно в этот период: 1934 г. – 136 руб., 1940 – 339 руб., то есть за 6 лет зарплата увеличилась только в 2,5 раза.

       Из писем трудящихся Сосо Бесовичу Джугашвили по кличке «Сталин» в 1940 году:

       «…Молока нигде не достанешь. Если кто вынесет, то очередь не подступиться. Мясо самое нехорошее – 15 руб., получше – 24 руб. у колхозников. Вот как хочешь – так и живи. Не хватает на существование, на жизнь. Толкает уже на плохое. Тяжело смотреть на голодного ребенка… Иосиф Виссарионович, почему это так стало с питанием плохо? Кроме того, ещё сегодня объявили, что пельмени были 7 руб. теперь будут 14 руб., колбаса была 7 руб., теперь – 14 руб. Как теперь будем жить?»
«…Спрашивается, где же рабочему человеку брать денег на прожитие? Зарабатываем в день 7-10 руб., а прожить – надо 20-25 руб. Почему же нам никто не соберётся повысить ставки, а с нас везде берут втридорога. У нас в магазинах не стало масла. Теперь так же, как в (бывшей) Польше, мы друг у друга занимаем грязную мыльную пену. Стирать нечем и детей мыть нечем. Вошь одолевает, запаршивели все. Сахара мы не видим с первого мая прошлого года, нет никакой крупы, ни муки, ничего нет. Если в городе у нас на посёлке что появится в магазине, то там всю ночь дежурят на холоде, на ветру матери с детьми на руках, мужчины, старики по 6-7 тысяч человек. В городе в центре только в одном магазине торгуют булками и кренделями. Здесь беспрерывно стоят у магазина три-четыре тысячи. Жди рабочий человек, пока купишь плюшку для ребенка. Одним словом, люди точно с ума сошли. Знаете, товарищи, страшно видеть безумные, остервенелые лица, лезущие друг на друга в свалке за чем-нибудь в магазине и уже нередки у нас случаи избиения и удушения насмерть…»

       Теперь поговорим о главном источнике снижения цен – о гигантской недоплате трудящимся за работу. В 1935 у колхозов крупный рогатый скот государство принимало по цене 20 коп/кг, в госмагазинах это мясо стоило 1,2 руб. – в 6 раз дороже. В 1946 году государство покупало молоко по 25 копеек за литр, а в госторговле литр молока стоил 5 рублей. То есть, в 20 раз дороже. Килограмм сливочного масла государство в 1947 году покупало за 4,5 рубля, а продавало городскому населению за 66 рублей – в 15 раз дороже. Теперь понятно, для чего были созданы колхозы?

       Теперь понятно, почему советско-коммунистическая номенклатура при желании могла значительно снизить розничные цены на продукты питания? Потому что советское государство-супермонополист, полностью уничтожив любую экономическую конкуренцию, извлекало на эксплуатации крестьян огромные сверхприбыли в сотни и тысячи процентов, которые и не снились западным капиталистам. В принципе то же самое происходило и в промышленности, где рабочим и ИТР платили мизерную часть от достойной оплаты их труда.
P.S.: Помните знаменитое высказывание английского публициста XIX века Томаса Джозефа Даннинга, которое некоторые приписывают Мозесу Мордехаю Леви (Карлу Марксу): «Обеспечьте капиталу 10% прибыли, и капитал согласен на всякое применение, при 20% он становится оживленным, при 50% положительно готов сломать себе голову, при 100% он попирает все человеческие законы, при 300% нет такого преступления, на которое он не рискнул бы пойти, хотя бы под страхом виселицы». Как видим, Даннинг был абсолютно прав. Имея прибыль в сотни и тысячи процентов большевики совершенно потеряли и ум, и честь, и совесть, и совершали поистине дьявольские преступления. Варварское раскулачивание, массовое уничтожение церквей и исторических памятников, массовые расстрелы людей, осужденных “в альбомном порядке”, чудовищный голод с людоедством – поистине не было на свете злодеяния, на которое они не готовы были пойти.

       © Василий Ерёмин.

       Григорий Котовский никогда не указывал свой возраст. В разных автобиографиях, которые он писал то при вступлении в партию большевиков, то для представления к наградам, то в письмах к любовницам он указывал три разных даты: 1884-й, 1887-й или 1888-й год. Но в действительности Григорий Иванович Котовский родился 12 июля 1881 года. Случилось это в местечке Ганчешты Кишеневского уезда в Бессарабии, на краю огромной и процветавшей Российской Империи. Его отец был механиком винокуренного завода, который принадлежал родовитому бессарабскому князю Манук-Бею. Сам Котовский утверждал, что его отец был вовсе не православным мещанином, а потомком польского аристократа. Мать же его Акулина Романовна принадлежала к семье белокриницких староверов.
       О своём детстве Котовский вспоминал, что «был слабым мальчиком, нервным и впечатлительным, страдая детскими страхами, часто ночь, сорвавшись с постели, бежал к матери бледный и перепуганный, и ложился с ней. Пяти лет упал с крыши и с тех пор стал заикой. В ранних годах потерял мать»…
       После падения с крыши Гриша Котовский стал страдать эпилепсией и расстройством психики. Заботы о его воспитании, как и всех прочих детей семейства Котовских, взяла на себя его крестная мать София Шалль. Молодая вдова инженера, работавшего на заводе Манук-Бея. Да и сам князь Григорий Иванович Манук-Бей, крестный отец Гриши Котовского – не оставлял семью Котовских без попечения.
       В 1895 году от чахотки умирает отец Гриши. В том же году Котовский на средства Манук-Бея поступает в Кишинёвское реальное училище, пособие на учение получила и одна из его сестер.
       Гриша, оказавшись в Кишинёве без присмотра, решил изведать все прелести жизни в большом городе. Он стал прогуливать занятия, хулиганить и через три месяца был со скандалом изгнан из училища. Но и здесь Грише помог его покровитель князь Манук-Бей. Он устраивает непутевого крестника в Кокорозенское сельскохозяйственное училище, пообещав по окончании отправить его на учёбу в Германию. Этот довод оказался решающим: и в течение всей учёбы в сельскохозяйственном училище Гриша ни был замечен ни в каких хулиганствах. Он целыми днями учился, налегая на математику и немецкий язык.
       Закончив училище в 1900 году, Котовский устроился на практику помощником управляющего в имение молодого помещика Михаила Скоповского. Но уже через два месяца юный практикант был с позором изгнан за обольщение жены помещика и за кражу – он утаил 200 рублей, полученные от реализации винограда. Деньги он как раз и потратил на супругу своего работодателя. В том же году Котовский оказывается в помощниках управляющего большого имения Максимовка Одесского уезда помещика Якунина.
       В течении года он работал в 4 поместьях, и везде с ним приключалась одна и та же беда: растрата денег. В конце концов, девятнадцатилетний Котовский направился в Одессу, о злачных притонах которой ходили легенды по всей Бессарабии. Он растратил все деньги в портовых кабаках, после чего был с позором изгнан и из училища, так и не получив никаких документов о среднем образовании.
       Рухнули и его радужные надежды на продолжение учебы в Германии – в 1902 году из-за сердечного приступа неожиданно умер князь Манук-Бей. В поисках средств Котовский вновь едет к молодому помещику Скоповскому, который к тому времени уже развелся с неверной женой. Конечно, это может показаться странным, но беспечный помещик снова нанял Котовского помощником управляющего. Результат был предсказуем: узнав, что ему грозит скорый призыв в армию, Григорий присвоил сто рублей, вырученных от продажи помещичьих свиней, и ударился в бега.
       Бегал он, впрочем, недолго. Прокутив все деньги, Котовский по поддельным документам устроился управляющим имением к помещику Семиградову. Однако, вопиющая безграмотность нового работника вскоре натолкнули помещика на некоторые подозрения. Связавшись с Якуниным, Семиградов узнал, что симпатичный молодой агроном – вор и мошенник, после чего помещик обратился в полицию. Котовского арестовали, и за подлог документов он получил 4 месяца тюрьмы. Но, отсидев этот срок, Котовский был вновь арестован – на этот раз по обвинению в хищении денег у Скоповского. Так Котовский впервые оказался в знаменитом «грабительском коридоре» Кишинёвской тюрьмы, где в те годы собирался преступный «бомонд» Бессарабии. Но Гриша вовсе не собирался проходить тюремные университеты от звонка до звонка. Он разыгрывает приступ «нервической горячки», откусывая в припадке «эпилепсии» ухо какому-то старому вору. Его переводят в тюремный лазарет, а потом и вовсе освобождают «по болезни» из тюрьмы. После этого он снова работает управляющим у помещика Авербуха в селе Молешты, а потом – рабочим на пивоваренном заводе Раппа. В ноябре 1903 года Котовский опять оказывается на скамье подсудимых, и опять по обвинению в растрате казённых денег. На сей раз, он угодил на нары на два месяца.
       Оказавшись на свободе, Котовский вдруг узнал, что в январе 1904 года началась Русско-Японская война, и он вновь подлежит мобилизации в армии.

       Григорий решает прятаться от войны в Одессе, Киеве и Харькове. Он достаёт поддельные документы, но прямо на вокзале в Кишинёве его арестовывает полиция. Несмотря на судимости Котовского отправляют в 19-й Костромской пехотный полк, дислоцированный тогда в Житомире. Но на войну Григорий Иванович не спешил, и, вновь разыграв приступ «горячки», он добился перевода в лазарет, откуда и сбежал на волю. Кстати, о своём дезертирстве в военное время Григорий Котовский в советские годы никогда не вспоминал, представляясь «лихим рубакой» без страха и упрека, а свою жизнь в 1904-1905 годах он называл «эпохой бунтовщичества».

       С мая 1905 года для Котовского начинается период подполья, ведь за дезертирство ему светило не менее 10 лет каторги. В подполье он прибился к группе эсеров, и в августе совершил своё первое ограбление в составе группы налетчиков эсера Дорончана. Впрочем, грабежи у эсеров были редкостью, вынужденной необходимостью, когда партии срочно требовалось достать крупную сумму денег. Чаще всего эсеры занимались обычным вымогательством и «крышеванием бизнеса» – причём по твердой ставке. К примеру, с крупного фабриканта они брали по 1000 рублей в месяц, с купцов – по 500 рублей, с мелких лавочников – по 300. «несогласных» воспитывали – то вдруг на фабрике начиналась забастовка, то вдруг вспыхивал пожар на складе.
Грабительское ремесло понравилось Грише. Он увидел, что революционные события, ослабляя порядок и власть, оставляют безнаказанными самые гнусные поступки. А иногда даже возводят их в ранг «революционной добродетели». И это ему понравилось. Ему нравилось революция с лозунгом «экспроприации экспроприаторов». Но вот работать на эсеров ему не нравилось – как выяснилось, партия забирала себе практически всю награбленную добычу, оставляя боевикам сущие крохи. И Котовский через год порывает с эсерами, и набирает собственную «революционную» группировку из семи человек. Себя он именовал крайне претенциозно – атаман ада.
Его первый документально подтвержденный грабеж: ограбление дворянина Дудниченко, которого адские налетчики подстерегли на опушке Бардарского леса. Дальше в его послужном списке были налёты на мелких купцов, винные лавки, помещичьи усадьбы. Всего в тот период банда Котовского подвела 12 нападений. Что интересно, в числе первых жертв Котовского были его односельчане по селу Ганчешты. Например, он напал на дом купца Гершковича, которого знал с детства. Однако, налёт был не совсем удачным – сын купца выбежал из дома и поднял крик, на который сбежалась полиция и соседи. Отстреливаясь, котовцы едва смогли унести ноги. Следом Котовский совершил нападение на имение своего бывшего благодетеля, которым после смерти Манук-Бея владел помещик Назаров. Всего с 1 января по февраль 1906 года банда Котовского совершила 28 ограблений, и в итоге полиция объявила за его голову награду в 2000 рублей.
Котовский был эгоцентричен и самолюбив, он хотел создать о себе легенду как о короле преступного мира. Во время своих налётов он частенько угрожающе кричал: «Я – Котовский!». В другой раз, совершив налёт на конвой арестованных крестьян, он оставил полицейскому расписку: «освободил арестованных Григорий Котовский». В те годы все газеты обсуждали его виртуальную дуэль с помещиком Крупенским, который публично поклялся изловить этого адского атамана и повесить его на главной площади Кишинёва. В ответ банда Котовского совершила ночной налёт на имение Крупенского, похитив у него массу дорогих вещей, в том числе и дорогой бухарский ковер ручной работы, висевший над кроватью помещика. На месте ковра Котовский оставил записку: «Не хвались, идучи на рать, а хвались идучи с рати».
Но вольная жизнь Адского атамана продолжалась недолго. 18 февраля 1906 года полицейские агенты вычислили штаб – малину Котовского и окружили его (по другой версии, его сдали сами эсеры, не простив ему предательства). В тот же день были арестованы и другие члены его банды.
Как рассказывает сам Григорий Иванович, именно после этого ареста уголовный мир Бессарабии признал его своим «авторитетом». Однако, факты говорят о другом. Из полицейских материалов известно, что, оказавшись в Кишинёвской следственной тюрьме, Григорий Иванович получил от своих сокамерников кличку «кот». Конечно, это могло быть сокращением его фамилии, но нельзя забывать, что в дореволюционной России «Котами» назывались сутенеры проституток, живущие за их счёт. И любой мало-мальски уважающий себя грабитель наотрез отказался бы носить такую презрительную кличку.
Также известно, что в тот период в тюрьме у него возник конфликт с уголовным авторитетом по кличке «Загари», и от расправы блатных будущего большевицкого «героя» спасло только заступничество тюремной администрации. Но защиту пришлось отрабатывать, и не случайно, что в мае 1906 года имя осведомителя Котовского мелькает в рапорте о предотвращении побега тринадцати анархистов из тюрьмы. После этого его, опасаясь, видимо, мести со стороны революционеров, переводят из общей тюрьмы в одиночную камеру. «Одиночка с прогулкой 15 минут в сутки и полная изоляция от живого мира, – писал Котовский. – На моих глазах люди от этого режима гибли десятками, и только решением во что бы то ни стало быть на свободе, жажда борьбы, ежедневная тренировка в виде гимнастики спасли меня от гибели».
Также полицейские документы сохранили описание облика Григория Ивановича: рост 174 сантиметра, несколько сутуловат, имеет «боязливую» походку, особая примета: под глазами находятся маленькие чёрные точки, татуировка как знак грабителя. Интересно, что уже после революции Котовский пытался избавиться от своих тюремных наколок, и на месте чёрных точек у него появились шрамы.
31 августа 1906 года, закованный в кандалы, он сумел выбраться из одиночной камеры для особо опасных преступников Кишинёвской тюрьмы. Как он самостоятельно взломал дверь камеры, которую постоянно охранял часовой, история умалчивает. Также неизвестным остается и то, как он незамеченным прошел тюремный коридор, попал на тюремный чердак и, сломав железную решетку, спустился с чердака тюремной башни во внутренний двор тюрьмы по веревке, предусмотрительно сделано из разрезанного одеяла и простыни.
Побег не был удачным. Уже через неделю жандармы и пристав Кишинёвского городского участка Хаджи Коли настигли беглеца на одной из улиц Кишинёва. Котовского водворили в камеру, состоявшийся в апреле 1907 года суд признал его виновным в организации в серии разбойных нападений. За грабежи, побег и дезертирство суд дал Котовскому десять лет каторги, что по меркам того времени было очень мягким приговором – в те годы казнили и за более мелкие преступления. Столь мягким приговором возмутился уже губернский прокурор и отправил дело на доследование.
Получив по новому приговору 12 лет каторги, он начал свой длинный путь по тюрьмам Российской Империи. Он побывал в одиночке Николаевской каторжной тюрьмы, посетил Смоленский тюремный централ и Орловскую пересыльную тюрьму, где он маялся в ожидании отправки на каторгу до декабря 1910 года. Именно там Котовский и завязал первые контакты с членами партии анархистов и большевиков, пытаясь создать конкурирующую уголовным уркам группу т.н. «жиганов» – революционных боевиков.

       В феврале 1911 года он попал на настоящую каторгу в Козаковскую каторжную тюрьму, где зэки работали на золотых приисках. Здесь Котовский понял, что ему лучше не бунтовать. Позабыв про все политические лозунги, он становится преданным другом тюремной администрации. Его даже назначили бригадиром на постройке Амурской железной дороги. В сибирской каторге Котовский столкнулся с тюремным авторитетом Ванькой – козлятником. (Козлятниками до революции называли опытных воров-домушников, ходивших на дело в компании с малолетками.) Конфликт разрешился убийством – Котовский убил Козлятника, выдавив ему глаза. Опасаясь мести со стороны «ýрок», Котовский готовит побег. В своей «советской» автобиографии Котовский написал, что «при побеге я убил двух конвоиров, охранявших шахту». Это был полный вымысел. Не убивал он никого, да и в шахте тогда Котовский не работал. Побег он совершил, когда был расконвоированным бригадиром – просто взял да и ушёл с рабочего участка. Неделю он отсиживался в домике путевого обходчика, который на собранные с каторжан деньги приготовил ему фальшивые документы и билеты на поезд.
По подложному паспорту Котовский некоторое время работал грузчиком на Волге, кочегаром на мельнице в Балашове, чернорабочим, кучером. В Сызрани его кто-то опознал, и по доносу Котовского арестовали. Но из местной тюрьмы Котовский легко сбежал – как именно, он предпочитал не рассказывать.
Осенью 1913 года Котовский вернулся в Бессарабию, где он вновь собрал банду из 10 человек. Штаб-квартирой новой банды стал дешёвый трактир «Лондон» на Титовской улице в Кишенёве. И первый свой налет Котовский совершает на имение своего старого знакомого помещика Назарова, наследника умершего князя Манук-Бея. Почему он так стремился отомстить Назарову, неизвестно. Зато известно другое. Как только полиции стало известно о возвращении Котовского, тут же была организованна полицейская операция с облавой, продолжавшаяся два дня. Никто ни попался, и следом бандиты разграбили кассу местного винокуренного завода.
Тем временем, в начале августа 1914 года Россия вступила в Первую мировую войну. В Бессарабии, где находился Юго-Западный фронт, было введено военное положение, которое означало не только тотальную мобилизацию мужского населения, но и введение военно-полевых судов и ужесточение наказания за преступления. То есть за грабежи Котовского и его подельников ждала уже не каторга, а виселица.
Не желая идти на фронт, Котовский приобрёл «белый билет», освобождавший его от призыва. Он устроился в крупное поместье помощником машиниста молотилки, а в свободное от работы время готовил очередной налёт. Уголовная статистика свидетельствует, что Котовский в 1913 году успел совершить 5 грабежей. В 1914 году он совершил около 10 вооруженных налётов. В 1915 году котовцы совершили более 20 налетов, в том числе 3 – в Одессе.
Вот лишь краткая летопись некоторых его преступлений. 24 сентября 1915 года Котовский совершает ограбление присяжного поверенного Гольдштейна, забрав у него две тысячи рублей. Ровно через месяц они грабят богатого хлебопромышленника Штейнберга, у которого при себе оказалось всего 100 рублей. Не удовлетворившись такой добычей, через несколько дней котовцы совершают нападение на коммерсанта Финкельштейна, проникнув к нему домой и под угрозой револьверов отобрав у него всё, включая женские шубы и украшения. Следом был ограблен владелец часового магазина Гродбук, мировой судья Черкес. Ограбления совершались с особым цинизмом. Так, в сентябре 1915 года Котовский совершил налёт на одесскую квартиру крупного скотопромышленника Гольштадта. Вынув револьвер, Котовский предложил купцу и его гостям внести в «Фонд обездоленных на покупку молока десять тысяч рублей, так как многие одесские старушки не имеют средств на покупку молока». Арон Гольштадт ухмыльнулся и предположил, что старушкам на молоко хватило бы и пятисот рублей. Котовцы, оценив юмор, избили хозяина и вскрыли его сейф, в котором они нашли десять тысяч рублей, а затем ограбили и всех его гостей, срывая с них драгоценности и меха.
1916 год – пик воровской популярности Котовского. Его имя попадает в газеты. Несмотря на то, что его подручные выходили на дело в масках, сам Котовский никогда маску не надевал. Напротив, он всегда старался быть узнанным.
Историк Виктор Савченко, скрупулезно собравший все полицейские материалы о деятельности Котовского. Утверждает, что на совести атамана ада находится немало жертв. К примеру, его подручный по имени Михаил Берилев в ходе грабежа убил промышленника Нусинова, лесника Прокопа, сторожа Жалко, за что позже он был приговорен к повешению. К излишнему кровопусканию был склонен и другой котовец – Николай Радышевский, вор-рецидивист, предпочитавший грабить ювелирные магазины.
Самое известное дело 1916 года – нападение на арестантский вагон на станции Бендеры. В вагоне ждали своей отправки в одесскую тюрьму несколько десятков уголовных заключенных, среди которых были и друзья Котовского по сибирской каторге. Вагон должны были прицепить к утреннему поезду. Когда до прихода состава оставалось около часа, к арестантскому вагону подошел переодеты железнодорожником налётчик и передал начальнику караула приказ коменданта станции явиться к нему. После того, как начальник караула ушёл на станцию, к вагону подошел конвой с новой партией арестованных. Конвой возглавлял сам Котовский в форме офицера. Он потребовал принять арестованных, но, как только открылась дверь вагона, туда ворвались котовцы, игравшие роль и конвойных, и арестованных. Караул был разоружен, и около шестидесяти уголовников получили свободу.
Всех беглецов развезли на подводах по тайным малинам, а несколько освобожденных остались в банде Котовского и уже через несколько дней они напали на офис купца Якова Блумберга. Этот случай описывали все одесские газеты – воспользовавшись тем, что бандиты были заняты обыском, жена купца разбила окно вазой и стала звать на помощь. В панике котовцы открыли стрельбу, застрелив жену и дочь купца. Шальная пуля прострелила и правую руку бандита Байстрюка. Грабители бежали, ограничившись сорванными с женщин кольцом с бриллиантом и золотой брошью. Следующей их жертвой стал врач Бродовский, которому они привели товарища с раненой рукой, что, впрочем, не помешало бандитам изъять у доктора сорок рублей и золотые часы плюс три рубля, которые грабители забрали у фельдшерицы, помогавшей доктору перевязывать их товарища.
Делом занялся лично помощник начальника одесского сыска Донцов, который довольно быстро выходит на след бандитов. Понимая, что полиция дышит ему в затылок, Котовский распускает большую часть банды, а сам с наиболее преданными сообщниками возвращается домой в Кишинёвскую губернию. Здесь 17 июня 1916 года и происходит его последнее дело– на большой дороге у Кишинёва Котовский напал на двух еврейских купцов Гершингольда и Нецканера и обобрал их до нитки. На следующий день новый полицмейстер пообещал щедрую награду за поимку Котовского и бросил лучшие силы на его поимку. Ведь продолжалась мировая война, рядом проходил румынский фронт, а разбойные грабежи подрывали надежность тыла.
Уже через неделю облава принесла первые плоды – были арестованы 12 членов банды Котовского, которые и указали на местонахождение их главаря. (Сам Котовский говорил, что был продан за десять тысяч рублей одним из своих подельников). Арест Котовского проходил по всем правилам конспирации. Дом был окружен полицией, но Котовскому удалось уйти из окружения. Преследователи гнались за ним двенадцать верст. Поняв, что он окружен, а конь под ним обессилел. Котовский решил скрыться в высоких ячменных полях, но полицейские решили прочесать поле. Когда они были уже близко, Котовский встал с поднятыми руками. И здесь репутация Адского атамана обернулась против него самого: когда полицейские увидели перед собой бандита, они, не раздумывая, открыли огонь, решив, видимо, раз и навсегда закрыть вопрос с Котовским. Котовский упал, обливаясь кровью, но раны оказались не смертельными.
В октябре 1916 года начался суд над Адским атаманом. Зная, что ему грозит виселица, Котовский как мог, оттягивал оглашение приговора. Он сочинил пространный текст «Покаяние», который произвел неизгладимое впечатление на присяжных. Также в своё оправдание он заявил, что часть захваченных денег он жертвовал бедным и в Красный крест в помощь раненым на войне, но никаких доказательств этих благородных деяний, он так и не предъявил. Но все ухищрения оказались бесполезными. Одесский окружной суд приговорил его к повешению. Но власти почему-то не спешили исполнять приговор. Сорок пять суток Котовский просидел в камере смертников, ожидая смертной казни и забрасывая все возможные инстанции слезными прошениями о помиловании. Одно из этих писем прочитала Надежда Брусилова-Желиховская, жена легендарного командующего Юго-Западным фронтом Брусилова, которая под впечатлением от рассказа раскаявшегося атамана стала хлопотать о судьбе Котовского в Петрограде и добилась-таки отмены смертного приговора, заменив его на вечную каторгу.
Но не успел Котовский по уже знакомому этапу пойти на каторгу в Сибирь, как в стране грянула Февральская революция. Ворота тюрем распахнулись для идейных вымогателей, террористов и бомбистов. Даже Нестор Махно, прославившийся как рэкетир и убийца, обрел свободу и вернулся на родину.

       Но вот Котовского новая власть выпускать на волю не собиралась, потому что никаких революционных заслуг за этим отпетым уголовником не числилось. И тогда Котовский стал забрасывать уже Временное правительство письмами с просьбами пересмотреть несправедливый приговор, вынесенный в годы несправедливого царистского режима. Вместо каторги он просил отправить его добровольцем на фронт, где он кровью мог бы искупить свою вину перед народом и республикой. Неизвестно, как бы тогдашний министр юстиции Керенский отреагировал бы на эти письма, но тут в марте 1917 года в Одесской тюрьме неожиданно вспыхнул бунт заключенных.
Котовский, как это ни странно, занял сторону тюремной администрации и уговаривал восставших отказаться от попыток бегства. Вскоре он стал членом комитета тюремного самоуправления и уже вёл переговоры с руководителем губернских милицейских отрядов и начальником одесского военного округа. Более того, он заявил, что знает всех преступников Одессы и может помочь в их аресте или перевоспитании. Он даже ходил вместе с милицией на обыски и аресты, помогая задерживать своих бывших друзей. И в итоге он всё-таки добился своего. В мае 1917 года состоялся новый суд, который принял решение: «подсудимого Григория Котовского… если он по состоянию здоровья окажется годным к службе, условно освободить от наказания и передать его в ведение военных властей».
Но Котовский не спешил на фронт проливать кровь за революцию. Его полностью утраивал одесский курорт, и он три месяца под любыми предлогами отмазывается от армии. Он то лечит нервное расстройство, то по командировке от Советов едет в командировку в Бессарабию, то занимается перевоспитанием криминальных элементов. Так или иначе. Котовский сумел оттянуть свой приезд на фронт до завершения июньской наступательной операции русской армии, которая стоила десятков тысяч жизней солдат и офицеров. Лишь когда всякие боевые действия на Румынском фронте затихли, Котовский отправляется на передовую. Он рядовой 136 Таганрогского пехотного полка 34 дивизии. В реальных боевых действиях ему так и не пришлось участвовать, но миру он поведал о жарких боях, опасных рейдах в тыл врага и даже сам себя наградил за храбрость Георгиевским крестом. В действительности же, если ему и пришлось принимать участие в баталиях, то в баталиях сугубо политического характера: 25 ноября в румынском городке Галаце состоялся съезд солдатских Советов 6-й армии Румынского фронта. Среди делегатов съезда был и Котовский, который был избран членом президиума. Съезд поручает Григорию Ивановичу формирование «Партизанского революционного отряда, борющегося против румынской олигархии».
Партизанщина была недолгой. Уже в начале весны 1918 года Германия развернула наступление на Украине, и отряд Котовского рассыпался. Сам атаман бежало в тыл, и в апреле 1918 года он оказался в Екатеринославе, где слёг от эпидемии «испанки». Оттуда он сбежал в Одессу, которая тогда находилась под властью французских интервентов. Там он вливается в знакомый преступный мир, которым руководит его лучший друг – первый криминальный король Одессы Мишка Япончик (настоящее имя Мойша Вольфович Винницкий). Япончик сам был из породы «революционных воров».
Так, во время большевистского переворота в Одессе в 1918 году Мишка Япончик совместно с будущим чекистом Янкелем Блюмкиным сформировал «Первый Добровольческий революционный железный отряд» из люмпен-пролетариата и преступников, что в дальнейшем дало ему право называть себя революционером. К примеру, в газете «Одесская почта» Япончик даже опубликовал собственное воззвание «группы воров Одессы»: «Мы группа, профессиональных воров, также проливали кровь в боях с гайдамаками, идя рука об руку с товарищами рабочими и матросами. Мы тоже имеем право носить звание граждан Российской республики!»

       Но больше всего Япончик и Котовский прославились благодаря ограблению Государственного одесского банка, в ходе которого бандиты вывезли из хранилища три грузовика, груженных золотом и ценностями на сумму в пять миллионов рублей. Где были спрятаны эти сокровища – неизвестно до сих пор. Во всяком случае, в Одессе и сегодня бытуют легенде о «золоте Котовского», спрятанного где-то в катакомбах. Особую пикантность этим рассказами придает тот факт, что в бандитских вылазках Япончика принимал участие и будущий убийца Котовского – Мейер Зайдер, который, как шептались в народе, и отмстил Григорию Ивановичу за украденное у братвы золото.
Интересно, что вопреки официальной советской историографии, Котовский никогда не участвовал в боях с полноценными армейскими соединениями. Верх его начальственной карьеры – должность командира 2-го кавалерийского корпуса при Ионе Якире, но большевики всегда старались использовать его там, где он был первоклассным специалистом – то есть, бросала его на борьбу с «контрреволюционерами» и восставшими крестьянами. Именно за расправы над собственным народом Котовский и был награжден тремя орденами Красного Знамени и «почетным революционным оружием».
Ради пущей солидности Котовский даже женился, хотя всю свою жизнь он довольствовался случайными связями. В молодости он обычно пользовался услугами проституток (а его банду в Одессе называли «партизанским отрядом мамаши Мозес» – в честь известной одесской бандерши, расстрелянной французским командованием за распространение сифилиса). Став же преступным «авторитетом», Котовский стал совмещать жриц любви с мимолетными романами с артистками театров. По слухам, одной из его пассий была даже тогдашняя «суперзвезда» Вера Холодная. Но образ холостого гуляки был не вполне приемлем для командира РККА. Поэтому-то Котовский выбрал себе в жены медсестру Ольгу Шакину.
Позже сын Котовского – Гриша – вспоминал: «В 1918 году мама, уже ставшая вдовой, вступила в партию, и по партийному призыву отправилась на фронт. В санитарном поезде она и встретилась с отцом, который там лечил последствия тифа…»
Но внутренне Котовский так и остался преступным авторитетом. Уже после Гражданской войны он, назначенный служить в Умань, формирует свою собственную теневую экономику. Он берёт в аренду сахарные заводы, обещая снабжать сахаром Красную Армию. Затем Котовский берет под контроль торговлю мясом, создав Военно-потребительское Общество с подсобными хозяйствами и швейными цехами.
Ещё один «бизнес» Котовского – переработка старого солдатского обмундирования в шерстяное сырьё. Солдатский бесплатный труд использовался на заготовке сена и уборке сахарной свеклы, и при выращивании хлеба и даже при отлове диких собак, тушки которых затем шли на переработку. В одном только 1924-м году заводы Котовского в Умани переработали 60 тысяч собак, жир которых шёл на мыло, а шкуры – на пошив шуб для модниц эпохи НЭПа.
Котовский в начале НЭПа был, вероятно, одним из самых богатых людей дочиста ограбленной страны. Он захотел ещё и власти. И натолкнулся на ещё больших преступников, чем он сам.
В ночь с 5 на 6 августа 1925 года в совхозе Цупвоенпромхоза «Чабанка», что на побережье Чёрного моря, в 30 км северо-восточнее Одессы, при совершенно загадочных обстоятельствах был застрелен командир 2-го кавалерийского корпуса Григорий Котовский: меткий стрелок всадил пулю из револьвера ему в аорту.
Убийство было раскрыто в кратчайшие сроки – убийца сам сдался следствию. Им оказался некий Мейер Зайдер, старинный знакомый Котовского, бывший содержатель роскошных публичных домов Одессы, бывший подручный бандита Мишки Япончика, на момент убийства – начальник охраны Перегоновского сахарного завода.
Первая версия, запущенная в оборот, была нарочито бытовой: Зайдер, мол, обиделся на Котовского, якобы застав его в постели со своей женой. По другой версии, столь же бытовой, Котовский якобы воспылал к одной даме и, поссорившись с конкурентом, выхватил револьвер, Зайдер повис на его руках, но в пылу драки Котовский случайно нажал на курок своего оружия.
Уже на суде, который состоялся лишь через год после убийства, сам Зайдер чуть ли не с открытой насмешкой нёс полную чушь: якобы он застрелил Котовского за то, что он его… не повысил по службе. Судей это объяснение устроило вполне, и они без затей приговорили Зайдера к 10 годам заключения.
Но была и третья версия. Известно, что летом 1925 года, ка раз перед самым отбытием на отдых, Котовского назначили заместителем народного комиссара по военным и морским делам СССР Михаила Фрунзе. Вот только вступить в должность Котовский так и не успел. Вместо него заместителем наркома был назначен Клим Ворошилов – человек из сталинской обоймы, бывший комиссар Первой конной армии, а между «первоконниками» и «второконниками» (так называли офицеров 2-го кавкорпуса) была смертельная вражда. Следом – 31 октября 1925 года – после операции на предмет излечения «язвенной болезни» не стало и самого Фрунзе. И вновь товарищ Ворошилов пошел на повышение, начав после этого настоящую охоту на «второконников», которых убирали со всех армейских постов.
В качестве подтверждения этой версии можно привести последующие события. В частности, то, что Зайдер весьма комфортно устроился в заключении: стал заведующим тюремным клубом в Харьковском доме общественно-принудительных работ и получил право свободного выхода в город. А в конце 1928 года и вовсе вышел на свободу «за примерное поведение»! Там же, в Харькове, устроился на железную дорогу сцепщиком. Осенью 1930 года его нашли убитым на железнодорожном полотне близ харьковского вокзала. Следствие пришло к выводу, что убили Зайдера ветераны-котовцы, отомстившие за своего комкора: убийц даже не искали. Но, возможна и другая версия: заказчики убийства просто избавились от лишних свидетелей.
Более десяти лет о Котовском никто не вспоминал. А потом в конце 1930-х в его имя стали славить по всей стране, его имя стали присваивать городам и заводам, был снят фильм «Котовский»… Секрет же его посмертной популярности объяснялся просто: в 1937 году Сосо Бесовичу Джугашвили по уголовно-большевицкой кличке «Сталин», отправившему на убой своих бывших подельников Якира, Гамарника, Уборевича и других «красных военачальников», срочно понадобились новые кандидатуры на роль “героев” гражданской войны.